Страшные истории для маленьких лисят

Нос Юли привёл его к земляному навесу, куда не залетал снег. Он огляделся, убедился, что никого поблизости нет, и принялся выискивать в мёрзлой грязи следы чьего-то присутствия. Он отыскал место, которое пахло кровью, и разрыл его передней лапой, но там оказались только корни и камни. Он пометил место, чтобы не искушаться и не раскопать его снова, и принюхался в поисках другого.

Другое место, найденное им, оказалось разграблено – разрыто каким-то существом, которое охотится при помощи носа. Всё, что осталось, – это грязная ямка да клочок меха, примёрзшего ко дну.

Над третьим тайником сидел ворон. Его чёрные когти вцепились в зазубренный камень, а запрокинутый клюв давился лапой какого-то измазанного грязью грызуна, который был припрятан в тайнике. Юли остановился в нерешительности. Ворон был больше его. Острый клюв может выклевать ему глаз. Или сердце.

Юли подумал о Мии и о лисёнышах там, в норе. Он представил, как снега медленно замораживают их в сосульки, как их косточки начинают кишеть пауками и сороконожками… Нет, ему нужна еда из этого тайника!

И Юли, у которого отчаянно заколотилось сердце, лёг и закрыл глаза.

Он тут же услышал, как зашуршали перья. Потом – как захлопали крылья. И наконец – как зацокали по земле когтистые лапы. Юли пришлось собрать воедино всю свою волю, только бы не открыть глаза. Едва ворон клюнул его в бок, Юли вскочил и зарычал так громко, что чуть не перепугался сам.

– Р-Р-Р-Р-Р А-А-А-А-А-А-А-А!

– Грок!

Ворон каркнул, захлопал крыльями и улетел. Когда ворон исчез за снежными вихрями, Юли гордо улыбнулся. Ему хотелось лишь одного: чтобы Мия увидела, как он воспользовался приёмом «усни-пугай» – этаким вариантом «усни-хватай». Оригинальной находкой Юли.

Он растолкал носом остатки листьев и прутиков, которыми был замаскирован тайник, и начал рыть. Мёрзлая грязь оттягивала когти, но вскоре он откопал яркое пятно крови. Недолго думая, он с жадностью проглотил хрустящую от мороза мышь. Под ней оказалась ещё одна мышь, и он проглотил её следом. Он хотел было сожрать и ещё одну, но остановился.

Одна на дорогу сюда, одна на дорогу обратно – так он решил.

Всё остальное – для Мии с лисёнышами.

Он сжал в пасти мороженую добычу и вдруг услышал позади себя тихий пепельный смех.

– Какое вышло бы огорчение узнать, что ты разоряешь мои запасы…

С набитым мышами ртом Юли поглядел назад.

Мистер Шорк улыбнулся:

– Но мясо, что на тебе, тоже вполне сгодится.

9

Мия не спала.

Пока лисёныши тихо посапывали, подёргивая во сне крошечными лапками у её живота, она не сводила усталых глаз с увешанного сосульками входа в нору. И думала о маме.

Страшная это работа – оберегать лисёнышей. Это же беззащитные, вёрткие малыши, такие хорошенькие, такие крошечные, что невозможно не трястись над каждым их усиком. Она представила, как выводит из родной норы лисёныша, у которого ещё не выпали молочные зубы, как ведёт его по неоглядному полю, как приводит в незнакомый лес. Даже сердце разболелось от таких мыслей. И в норе натерпишься страху, приглядывая за лисёнышами.

Дзынь-динь-динь

Шмг-шмг.

Мия навострила уши. Открыла пошире глаза. Это не ветер. Захныкал один из лисёнышей. Потом другой.

– Тише! – шепнула им Мия.

Снежинки летели сквозь наросшие над входом сосульки, будто воздух сквозь сжатые зубы.

– Юли! – окликнула Мия.

Она надеялась услышать знакомый хруст ледяной корки под его лапами. Увидеть, как он отряхнёт шубку от снега и торжественно выложит убитого сурка.

– Юли! – сказала она сурово, надеясь, что это заставит его появиться.

Снег не ответил. Усы подсказывали ей: там кто-то есть. Но она ничего не видела. Ничего не слышала.

Она принюхалась к морозному воздуху – шмг- шмг – и ей показалось, что пахнет яблоками.

Дыхание перехватило.

– …Мама?

Она принюхалась снова и на этот раз уловила слабый жёлтый запах.

– Мисс… Лисс?

Вихрь снега залетел в нору и вымел все запахи. Больше не пахло ничем. Одной только зимой.

Мия тряхнула головой. Она устала. Она в бреду. Это снег переползает с места на место, выпуская из заточения старые запахи. Это холод забрался к ней в прошлое и вытащил воспоминания.

– Тише, тише, – говорила она, подталкивая носом лисёнышей поближе к себе. – Это всего лишь воображение.

Она опустила голову на лапу, поморгала ресницами и сомкнула веки.

Мия резко вздрогнула и проснулась.

Она обнюхала лисёнышей. Роа, Юли-младший, Алфи, Марли…

– Бизи!

Мия вскочила на лапы и, словно обезумев, принялась обнюхивать нору – искать малышку-лисёныша.

Бизи в норе не было.

Мия бросилась к выходу, выскользнула наружу и с тем же неистовством продолжила поиски. Нет, не видать нигде сероватой шубки. Не слыхать тоненького писка. Ни следов на снегу, ни ям.

– Бизи! – закричала она сквозь бурю. – Поскули, если ты меня слышишь!

Никто не захныкал в ответ. Не завыл.

Мия прищурилась. Порывы ветра схлёстывались друг с другом, а она всё ждала, не мелькнёт ли в белой кутерьме сероватая шубка. Вот! В двадцати хвостах от неё снег обтекал фигуру какого-то зверя.