— Ну скорей пойдём в дом! Там несчастный старик Шредер трясётся в чулане. Небось полные порты наделал.
Соколов отвечал:
— Я тут не один. — Оглянулся. — А где мой друг Андрюшенька, юродивый, почитаемый во многих губерниях России?
Андрюшеньки след простыл.
Соколов перекрестился, задумчиво сказал:
— Велика сила провидения. Она именно в нужный час посылает нам нужных людей спасения нашего ради.
— Да-да, — Вера Аркадьевна отчаянно тянула Соколова в дом. — Ты послан мне судьбой. И я спешу тебя отблагодарить — я о тебе смертельно соскучилась.
Соколов согласно кивнул головой, но выразительно посмотрел на мужика, лежавшего на тротуаре. Чьи-то руки сверху положили его клетчатую кепку.
— Надо этого отправить в больницу.
Вера Аркадьевна презрительно фыркнула:
— А может, сразу в морг? Кому этот урод нужен?
Соколов подозвал стоявшего на прежнем месте извозчика, помог ему положить в коляску раненого, дал ещё рубль и приказал:
— Отправь его на Мясницкую, в пятнадцатую больницу к Евгению Владимировичу Австрейху, скажи, что от меня. Он замечательный человек, мой друг, примет ласково. Пусть лечит…
Вера Аркадьевна со смехом добавила:
— Только у меня рука такая, что после неё навсегда дураками остаются.
Соколов добавил:
— Впрочем, этот тип никогда умным и не был, иначе бы по чужим домам не лазил… Пошли к Шредеру. Успокоим старика.
Бедный Шредер сидел в задней комнате одетый в летнее чёрное пальто, рядом стояли два больших чемодана. Увидав Соколова, близоруко прищурился:
— Вы пришли за мной? Мне уже идти на вокзал?
— Какой вокзал? — удивился Соколов. Он решил, что старик от страха спятил.
Вера Аркадьевна погладила старика ладонью по спине:
— Иван Петрович, не бойтесь, это граф Соколов, который знаменитый сыщик. Он пришёл помочь вам.
Старик поднял мутные глаза на гостя:
— А вчера приходили от губернатора Юсупова, принесли бумагу, вот она. Мне предписано с сыном и женой в двадцать четыре часа покинуть пределы Москвы.
— Почему?
— Потому, что я германец. А я и не германец, только никто и слушать не хочет. Я русский, православный. Предок и впрямь был австрийцем, при Петре Великом в Россию прибыл. А теперь приказали перебраться — вот, смотрите, тут написано: «
— А где супруга и сын?
— Жена Анна Макаровна умерла три года назад, а сын воюет, у Брусилова.
Соколов задумался, затем вынул вечное перо, написал что-то на краю «Московских новостей», протянул Шредеру:
— Если вновь придут обидчики, позвоните мне по телефону. Коли буду в Москве, приду на помощь. Это предписание можно взять?
— Берите, зачем оно мне?
— Не бойтесь, Иван Семёнович! Всё образуется.
…Оказавшись на улице, Соколов спросил спутницу:
— Вы, сударыня, меня куда-то приглашали?
Вера Аркадьевна рассмеялась, прижалась щекой к плечу сыщика:
— Давно бы так! Едем в гости ко мне, я остановилась в «Ливорно».
Они вспрыгнули в первую попавшуюся коляску, понеслись по бульварам. На Страстной площади свернули влево, к Елисееву. Вера Аркадьевна ходила вдоль сиявших чистотой прилавков, между громадных хрустальных и китайских ваз и с удовольствием выбирала вина, фрукты, сыры, коробки с конфетами фабрики «Эйнем».
Приказчик, молодой услужливый парень с пробором посредине, сложил покупки в громадную плетённую из лозы корзину, которую, натужливо посапывая, оттащил в коляску.
Путники продолжили путь дальше, вниз по оживлённой Тверской.
В «Ливорно» было чинно, пустынно, респектабельно. Коридорный Архип, давнишний осведомитель сыскной полиции, молча поклонился гостям, ничем не показав своё знакомство с графом.
Номер у Веры Аркадьевны был небольшой, но уютный, с пуфиками, козетками[21]
, мягким широким диваном.Пока Соколов в гостиной выкладывал на стол провизию, открывал бутылки и разливал вино, хозяйка успела принять душ. Она вернулась с мокрыми волосами на висках, завёрнутая в громадное махровое полотенце. Бросилась на шею Соколова, застонала:
— Ах, как я скучала без тебя…
Полотенце свалилось на пол, обнажив стройную фигуру с развитыми бёдрами, крепкими грудями, полную прелестной женской таинственности, которую хочется разгадывать и разгадывать.
— Давай скорей по бокалу вина и… — Она не договорила, подняла рубиновое вино, стукнула о лафитник Соколова, прошептала:
— За нашу любовь! Я ради тебя, граф, на всё готова. — Выпила и стала расстёгивать пуговицы на сюртуке Соколова. Вгляделась в лицо. — А ты изменился, Аполлинарий Николаевич. Ой, седые волосики на висках.
Соколов рассмеялся:
— Как говорит Иван Бунин, «седые бобры ценятся дороже».
— Много пришлось пережить?
Соколов отшутился:
— Для того и живем, чтобы переживать.
Вера Аркадьевна вздохнула:
— Эх, милый Аполлинарий Николаевич, после тебя все мужчины — дохлые таракашки… Ну, хватит разговоров, займемся делом. — И она увлекла графа на широченный диван.
Но тут влюблённую парочку ждал неприятный сюрприз.
Вдруг в дверь кто-то громко забарабанил.