— Чёрт вас подери! — крикнул Соколов. Накинув на чресла широкое полотенце, он распахнул двери: — Какого рожна надо?
В номер с самым независимым видом вошли трое юнцов лет двадцати. Они были в юнкерских шинелях и с револьверами в руках. Один из них, видимо командир, стараясь говорить внушительным голосом, баском произнёс:
— Военный патруль. Проверка документов. Предъявите!
Соколов обжег юнцов взглядом:
— Под дверями, что ли, слушали? Нашли время!
Вера Аркадьевна накрылась одеялом. Сказала:
— Аполлинарий Николаевич, пожалуйста, дайте мою сумочку!
Соколов протянул ей небольшой ридикюль. Вера Аркадьевна развязала кожаный шнурок, вынула паспортную книжку, кинула старшему.
Паспорт упал на ковёр, старший наклонился, поднял, вслух прочитал:
— Паспортная книжка выдана Каргопольской городской управой Семёновой Варваре Прохоровне, мещанке, 1888 года рождения, православной. По какому делу прибыли в Москву?
Вера Аркадьевна состроила дурашливую физиономию:
— Ишь какие мы любопытные! Может, тебе ещё хочется посмотреть, что у меня под одеялом?
Соколов протянул свой паспорт, раздражаясь, произнёс:
— Проверяйте и топайте отсюда!
Старший нарочито медленно раскрыл паспорт, начал читать:
— Милоградов Виктор Леонидович, так-так, тридцати восьми лет, уроженец Ростова-на-Дону, православный. Так, графа «Отношение к отбыванию воинской повинности» — запас первого разряда. — Критически посмотрел на Соколова, иронически улыбнулся: — Такой мужчина здоровый и в тылу отсиживается! Стыдно, господин хороший, очень некрасиво…
Юнец не успел окончить речь, как Соколов сграбастал его и с силой швырнул в прикрытую дверь. Бедняжка пролетел по воздуху полторы сажени, стукнулся головой о дверь, грохнулся на ковровую дорожку, постеленную в коридоре, и остался недвижимо лежать на полу. Остальные двое, побледнев от испуга, спешно ретировались.
Соколов закрыл на ключ дверь, вернулся к Вере Аркадьевне, расшаркался:
— Надеюсь, Варвара Прохоровна, нам больше мешать не будут?
— Очень верить хочется, Виктор Леонидович! — Широко улыбнулась, словно сообщала какую-то счастливую новость. Прильнула к уху Соколова, зашептала: — Теперь я двойной агент. Там я — Вера фон Лауниц, здесь — мещанка Семёнова. Германцы приказали мне завести друзей среди высокопоставленных чиновников МВД и генштаба, собирать сведения… с вами, господин полковник, позвольте девушке познакомиться поближе?
— Обязательно!
Вера Аркадьевна, проявляя женское любопытство, спросила:
— А ты? Почему сменил фамилию?
Соколов ушёл от ответа. Он улыбнулся:
— Ты ещё больше похорошела, мужчины, уверен, тебе прохода не дают. Иди скорее сюда, лягушечка…
Буйство любви продолжалось.
Простившись с Верой Аркадьевной, Соколов отправился домой через Мясницкую. После недолгих размышлений он решил послать телеграмму, минуя Мартынова.
Он сказал извозчику:
— У почты останови!
Вошёл в громадный зал, взял в окошечке бланк. С трудом разместив под низким круглым столом длинные ноги, написал: «
На другом бланке размашисто начертал: «
Поставил помету: «Служебная, молния» и сдал телеграфистке:
— Передайте по прямым линиям!
Прежде чем Соколов добрался до дому — от Мясницкой площади до Красных ворот рукой подать, — Джунковский успел не только получить телеграмму Соколова, но уже читал её министру Маклакову.
Министр, умный, красивый человек лет сорока пяти, в недавнем прошлом черниговский губернатор, брат видного думца, задумчиво почесал бритую щёку.
— Так-с, стало быть, все-таки погромы? Но я ровно неделю назад, а именно двадцатого мая, направил Юсупову директивное письмо относительно иностранных подданных… — Министр порылся в папке, протянул несколько листов бумаги. — Вот копия. Читайте, третий абзац снизу.
Джунковский помнил содержание этого послания, написанного суконным канцелярским языком. Однако, желая сделать приятное министру, прочитал вслух:
— «
Маклаков прервал чтение, горячо заговорил: