Страстное тысячелетие

— Ты осквернил себя прелюбодеянием, Ирод.

— Иоанн, ты дерзок, ты глуп! Обычай предписывает жениться на вдове брата.

— Обычай Иродов — делать вдовой ту, на которой желаешь жениться?

— Не оскорбляй мой род — род Великого Ирода?

— Велик Ирод своими злодеяниями.

— Я прикажу отрезать тебе язык, Иоанн!

— И не услышишь правды, Ирод.

— Я запрещаю оскорблять моего отца.

— Октавиан не слышал о твоем запрете. Так как он оскорбил твоего отца, мне уже не суметь.

— Ты дерзок даже в именах, Иоанн! Ты — безумен! Не удивительно, что в твоих словах мало смысла! Цезарь Август не мог оскорблять моего отца!

— Он всего лишь сказал, что предпочел бы быть свиньёй Ирода, чем сыном Ирода.

— Молчи!..

— …Он прав! Свиней Великий Ирод не резал, а младенцев велел истребить всех, и собственного сына не пощадил — так боялся нового царя. Он боялся и ты дрожишь.

— Ты его видел? Где он?

— Ты ищешь его, чтобы убить?

— Я не убийца.

— На тебе кровь брата.

— Я не убивал.

— Откуда же ты знаешь, что Иродиада — вдова?

— Я изгнал Филиппа, для меня он мертв.

— Ты отнял власть Филиппа, его жену ты использовал для того же. Ты тиран, Ирод.

— Клевета! Мной руководила любовь!

— К собственной племяннице…

— Что ж из того?

— Да, но только не к Иродиаде…

— Что?!

— Ты любишь Саломию. Ты замыслил кровосмешение.

— Теперь я убедился, что ты безумец.

— И поэтому ты засадил меня в темницу.

— Я отпущу тебя, если ты приведёшь меня к тому человеку.

— Ты бы лучше думал о себе, Ирод.

— Ты называл его богом? Почему?

— Ты и сам не веришь, что он простой человек.

— Он ещё ничего не сделал, но о нем уже говорят…

— А ты сделал так много, но о тебе помалкивают.

— Ты уводишь в сторону, Иоанн.

— Приходится напоминать тебе мои слова.

— Иоанн, в том, в чем ты меня обвиняешь, нет ни капли смысла.

— Зато в твоей женитьбе смысла слишком много, Ирод. Ты усилил власть с помощью женщины, теперь ты и управлять страной будешь со слов жены.

— С ослов жены? У моей жены нет ослов!

— Кроме тебя самого ещё несколько.

— Не смей плохо говорить о моей жене!

— Так ты её уже боишься?

— Я не боюсь никого, Иоанн!

— Под пятой женщины ты станешь настоящим злодеем, Ирод.

— Уже не знаю, гневаться или смеяться надо тобой, Иоанн! Мне забавно слушать чушь, которую ты несешь. Хочешь быть моим шутом? Я подарю тебе колпак с бубенчиками.

— Послушай, Ирод. Римляне торгуют женами и дочерьми, покупая себе власть. А иудеи — сами товар на бабьем рынке. Ты хотел жениться по любви? Это непозволительная роскошь для монарха. Если ты бы взял невесту у подножия трона, то ты всегда имел бы повод усомниться, что она не тебя любит, а твою власть и твои богатства. А насчет её родни можешь и не сомневаться, они быстренько прибрали бы к рукам твое царство. Но когда ты женишься на равной себе, то приданое, которое она тебе приносит, даёт ей моральное право повелевать тобой. Редкая женщина не воспользуется таким правом, будь оно хоть самым эфемерным. Итак, ты окажешься под пятой. Монарх должен быть осмотрительным. Все идут к тебе с просьбами, ты начинаешь презирать людей и верить в собственную исключительность. Эту веру в муже поддерживает супруга, с одной только лишь оговоркой — она не допустит тебе вознестись выше неё, ибо она стремиться властвовать в семье. Вот тут-то ты и пропал, Ирод, А где ты пропал, там и вся Иудея погибла. Помни, что всё, чем владеешь ты отобрано прежде у этих людей, которые несут свои просьбы к стопам твоим.

— Дерзок ты, Иоанн. Но мое терпение не безгранично!

— Ты хочешь повелевать, как Ирод и как Цезарь, а сам не сможешь справиться даже со своей женой. Она заставит тебя быть таким же вероломным, как они, но не по расчету, а из покорности супруге!

— Прочь с глаз моих, или я за себя не ручаюсь!

— Ты отпускаешь меня?

— Нет. Я дам тебе время одуматься. Мы поговорим после. Ты должен рассказать об этом человеке.

— Ты боишься его, а схватил меня. И обоих ты готов убить.

— Ты умрешь и без моей помощи, Иоанн!

— Все мы в Его власти.

— Но ты — пророк, Иоанн. Знаешь ли ты свою судьбу?

— Моя голова будет расплатой за твой безмятежный сон Ирод.

— Какая связь между твоей головой и моей постелью, Иоанн?

— Многие постели куплены ценой ещё более многих голов, Ирод.

— Безумец! Стража! Увести!

* * *

— Что за зверь диковинный в клетке у батюшки?

— Это вы все звери и вы в клетке, а я на свободе, и я — человек.

— Что такое ты говоришь, красавчик?

— Я говорю, что твоя свобода похуже моей несвободы.

— Ты же сидишь в клетке, а я в саду.

— Твой сад больше моей клетки, но от этого он не перестает быть клеткой. Я хаживал там, где тебе вовек не ступить ногой своей, красавица. Видывал и слыхивал я такое, чего тебе нипочем не увидеть и не услышать. Ты же только ушами слышишь и только глазами видишь, а у меня ещё душа и сердце приспособлены, чтобы видеть и слышать. Так кто же несвободен из нас?

— Ты не свободен, хотя поешь соловьем передо мной. А настоящие-то соловьи в клетках не поют.

— Птицы поют для привлечения самки.

— Что ж, ты увидел самку. Как я тебе?

— Как и прочие.

— Хочешь меня?

— Не более, чем прочих.

— Не верю ни одному мужчине.

— Это твое право.

— … Когда он говорит, что меня не хочет.