Страстоцвет, или Петербургские подоконники

На серой куче сора,
У пыльного забора,
На улице глухой
Цветет в исходе мая,
Красою не прельщая,
Угрюмый зверобой.
В скитаниях ненужных,
В страданиях недужных,
На скудной почве зол,
Вне светлых впечатлений
Безрадостный мой гений
Томительно расцвел.

С тех пор прошло много лет, Тетерников прославился как писатель Сологуб, сильно изменился, но… все же не настолько, чтобы сравнивать пятидесятилетнего бритого господина в пенсне с туфлеобразным заморским чудищем! К этому же времени (хотя и по другому поводу сказанная) относится его знаменитая фраза: «Что мне еще придумать? Лысину позолотить, что ли?» Может быть, и в самом деле с позолоченной лысиной Федор Кузьмич больше бы напоминал орхидею.

Из леса криптомерий
Встает Комплиментарий, —
И это — не Валерий,
А просто ересь — Арий.

Владимир Пяст, запомнивший эту эпиграмму Ф. Сологуба, относит ее к 1905 году, ко времени собраний на «башне» у Вяч. Иванова, но это, конечно, аберрация памяти. Экспромт наверняка был услышан им позже, в салоне у самого автора четверостишия. Насчет «ереси», конечно, не Сологубу бы говорить, не Брюсову — слушать. Но и московский мэтр отчасти сам виноват: когда он действительно хотел похвалить, то к двусмысленным сравнениям не прибегал. Писал просто и понятно, как в своей рецензии на Собрание сочинений Ф. Сологуба: «…из тонкого побега вырос крепкий ствол дерева».

Такой конфуз с криптомерией — вещь досадная для Ф. Сологуба; он выписывал из ботанических книг сведения о растениях, ядовитых, дурманящих, болотных, особенное внимание уделяя их народным названиям (например, жеруха из «Мелкого беса» — это клоповник, вонючка лихорадочная, собачьи пожитки, и уже одно упоминание «жерухи травы» рядом с Передоновым в «Мелком бесе» говорит о многом). Как жаль, что не осуществились циклы стихов, — в рукописях остались только планы: «Из наук о природе. Из описаний растений. То же с примесью рассказа о себе. То же с примесью рассказа о других… Из учебников ботаники»; или «О запахах цветов, разных вещей…». Но может быть, потому и не воплотились эти замыслы в жизнь, что все-таки Ф. Сологуб не чувствовал себя профессионалом в обла-сти ботаники. И вынуждены мы теперь довольствоваться лишь его суррогатными подарочными триолетами.

Что поделаешь, классификация растений — задача сложная, особенно если ею занимаются сами цветы.

Розе и левкою
Понять нелегко,
Что это такое —
Роза и левкой, —

грустно констатировал поэт Г. Оболдуев. Как ни странно, рифмованные ботанические игры в те годы не казались полным вздором и безвкусицей.

Видимо, Александру Блоку Сологуб тоже пытался подыскать в подарок какой-нибудь «цветок-портрет», но не нашел. Цветы в стихах Блока — белые, холодные, безымянные, неразличимые между собой, как снежинки. Это скорее «цветок в снегах», то есть «цветок, сотворенный Мефистофелем» из стихотворения К. Случевского. Пришлось Федору Сологубу сложить триолет из блоковских образов «Снежной маски»:

Стихия Александра Блока —
Метель, взвивающая снег…

Это стихотворение вышло совсем недурно — самое удачное из написанного Сологубом ad hoc. А подходящие цветы Блоку находили другие поэты — когда искали их не в его лирике, а в иконографии.

Ин. Анненский в 1908 году увидел на почтовой открытке портрет Блока работы К. Сомова и не удержался от четверостишия:

К портрету А. А. Блока

Под беломраморным обличьем андрогина

Он стал бы радостью, но чьих-то давних грез.
Стихи его горят — на солнце георгина,
Горят, но холодом невыстраданных слез.

Главное достоинство этого «поэтического цветка» опять же в фонетике, в том, что «георгина» составляет рифмующуюся пару с «андрогином» («изящным Андрогином» назовет Анненский Блока и в «Книге отражений»). Но солярный шар георгина(-ы) тоже неслучаен: узкое лицо поэта на портрете окружено широким нимбом курчавых волос, и эта деталь бросается в глаза зрителю прежде всего. (Родственники А. Блока, единодушно ругая картину, считали, что «вместо мягких кудрей на портрете тусклые шерстяные волосы».)

В шаржах, например, художника Ре-Ми (А. Ремизова) в «Сатириконе» 1907 года подчеркивалась та же характерная черта, что и на самом известном портрете А. Блока, но утрировалась она настолько, что очевидным становилось сходство с… одуванчиком. С этой карикатурой перекликается пародия Lolo (Л. Г. Мунштейна):