Вся хитрость в том, что интеллектуальная стратегия одних руководителей оказывается наилучшим образом подходящей моменту, и они легко, словно по мановению волшебной палочки, попадают в яблочко.
Другой же тип интеллектуального моделирования, напротив, оказывается буквально поперёк моменту, и лидер, несмотря на свою успешность в другой ситуации, в этой — терпит поражение. Почему так?Всё дело в тех возможностях и ресурсах ситуации, которые открываются человеку в рамках его способа сборки модели реальности. К «возможностям» в данном определении относятся те шаги, которые вы можете предпринять в ситуации, а к «ресурсам» — то, что вы имеете в распоряжении как средство достижения цели.
Стратегическое же мышление, соединяющее в себе все три «модальности» (все три типа создания ментальных моделей реальности), позволяет использовать «возможности», являющиеся в другой модели этой же реальности «ресурсами», а в качестве «ресурсов» использовать её «возможности».
То есть если свести это в формулу, то стратегическое мышление — это способность человека преобразовывать «возможности» в «ресурсы», а «ресурсы» — в «возможности», меняя способы сборки своих моделей реальности.
Для простоты приведу порядок рассуждений, который, возможно, использовался на знаменитом совете в Филях, где командованием русской армии было принято непростое решение сдать французам Москву и в качестве отсроченного результата — выиграть войну с Наполеоном Бонапартом.
Понятно, что Москва — это сердце России, а сердце — это то, что никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя сдать врагу, это само по себе поражение (как говорили во время Великой Отечественной войны: «Стоять насмерть! За Волгой для нас земли нет!»).
Но так рассуждает центрист, которому принципиально важно не терять «иерархический верх». Так, возможно, будет рассуждать рефлектор, который в принципе не терпит «символических поражений», поскольку ему жизненно важно, как он выглядит в глазах окружающих.
Однако конструктор рассудит иначе. Он проанализирует ситуацию: численный состав армии недостаточен для обороны Москвы, вооружение французов превосходит вооружение русской армии, на носу морозы, Москва уже, по сути, опустошена — все, кто мог бежать, бежал, зачем охранять никому не нужные стены? Отступаем.
Тут, очевидно, коса находит на камень…
Совет в Филях
Исторический военный совет в Филях Михаил Илларионович Кутузов собрал 13 сентября по старому стилю, пригласив на него генералов Беннигсена, Барклая-де-Толли, Дохтурова, Остермана-Толстого, Ермолова, Уварова, Раевского, Коновницына и полковника Толя. Генерала от кавалерии Платова «пригласить забыли», однако он прибыл — пусть и с большим опозданием.
Михаил Богданович Барклай-де-Толли, согласно «Запискам» генерала Ермолова, начал говорить первым: «Позиция весьма невыгодна, дождаться в ней неприятеля весьма опасно; превозмочь его, располагающего превосходными силами, более нежели сомнительно. Если бы после сражения могли мы удержать место, но такой же потерпели урон, как при Бородине, то не будем в состоянии защищать столь обширного города. Потеря Москвы будет чувствительной для государя, но не будет внезапным для него происшествием, к окончанию войны его не наклонит. Сохранив Москву, Россия не сохраняется от войны жестокой, разорительной; но сберегши армию, ещё не уничтожаются надежды Отечества, и война, единое средство к спасению, может продолжаться с удобством. Успеют присоединиться в разных местах за Москвою приуготовляемые войска; туда же заблаговременно перемещены все рекрутские депо. В Казани учреждён вновь литейный завод; основан новый ружейный завод Киевский; в Туле оканчиваются ружья из остатков прежнего металла. Киевский арсенал вывезен; порох, изготовленный в заводах, переделан в артиллерийские снаряды и патроны и отправлен внутрь России».
Генералы Беннигсен и Дохтуров оспорили это мнение, утверждая, что позиция довольно тверда и что армия должна дать новое сражение. Генерал Коновницын высказался за то, чтобы армия сделала ещё одно усилие, прежде чем решиться на оставление столицы, и предложил атаковать французов, где бы они ни встретились. Его поддержал генерал Раевский.
Сам Алексей Петрович Ермолов писал о своём мнении: «Не решился я, как офицер, не довольно ещё известный, страшась обвинения соотечественников, дать согласие на оставление Москвы и, не защищая мнения моего, вполне не основательного, предложил атаковать неприятеля. С неудовольствием князь Кутузов сказал мне, что такое мнение я даю потому, что не на мне лежит ответственность».