Читаем Стратегия конфликта полностью

В этом приложении мы предполагаем, что важное свойство «решения в строгом смысле», т.е. причина, по которой рациональные игроки выбирают именно его, состоит в сигнальной способности,.т.е. в средстве молчаливой коммуникации, имеющейся в распоряжении двух игроков, и облегчает их молчаливое сотрудничество, когда грозит провал координации выбора. Это, разумеется, не единственное существенное качество такого решения, но оно может быть важной частью объяснения выбора игрока.

Другой способ сформулировать этот тезис состоит в том, что в играх, представленных в этой работе, мы можем предписать коммуникационные решения с определенными издержками коммуникации и проанализировать эти игры, чтобы посмотреть, стоит ли коммуникация этих издержек и какие сообщения, посланные через такие каналы, формируют «решение». Тогда обсуждаемым в этой работе «ключом» будет представляться коммуникация, которая настолько свободна, что приносит преимущества, а то, какова должны быть свобода коммуникации, которую рациональный игрок смог бы найти и принять как само собой разумеющуюся, есть эмпирический вопрос. Как эстетические или синтаксические ограничения языка помогают устранять искажения плохо переданного сообщения, так и эстетические или драматургические ограничения, казуистические или геометрические ограничения помогают устранить неоднозначность ситуации, где требуется молчаливый совместный выбор.

Можно пойти и дальше. Рассмотрим игру на рис. 30. Снова предположим, что стратегии проявляются таким образом, что упорядочивание их для рационального игрока становится интеллектуально невозможным, точнее — упорядочивание невозможно в форме квадратной матрицы, не размеченной цифрами и буквами, или (если матрица помечена) с пометками, зашифрованными отдельно для каждого из игроков. Казалось бы, что если нельзя распознать никаких средств координации, то «решением» может стать пара стратегий (iii, III), обеспечивающая каждому игроку выигрыш в 9 долларов. Это наименее желательная из равновесных точек, зато она обладает уникальностью (в то время как другие точки создают путаницу) и обеспечивает ключ для согласованного выбора. С помощью одной лишь структуры вознаграждения (т.е. без «меток», готовых матриц или любых других деталей вне чисто количественной структуры игры) трудно увидеть, что это решение привлекает куда меньше, если привлекает вообще, чем то, что показано на рис. 31, хотя последнее удовлетворяет определению Льюса—Райфы, а первое противоречит ему[161].

Игры на рис. 32 и 33, ни одна из которых не имеет решения в строгом смысле, представляют собой то же самое. Они «выглядят, как если бы» игроки имеют аргумент в пользу выбора (ii, II) на рис. 33. Одним из таких аргументов могло бы стать то, что в отсутствие любого способа узнать, выбирать (i, I) или (ii, II), игрок должен подумать, к какой страховке он может прибегнуть. Тот, кто выбирает строку, не получает ничего, если ошибочно выберет верхнюю строку, и получает 5, если ошибочно выберет нижнюю строку. «Ошибочно» означает, что ему не удается встретиться со свои партнером в ячейке с выигрышем 10. Он может тогда выбрать нижнюю строку, поясняя, что если он и не получит 10, то этот поступок принесет ему по крайней мере 5, и при таком выборе его шансы получить 10 не ниже, чем при другом. Врзможно, это все, что требует от него «рациональность», но более проницательный игрок рассудил бы следующим образом.

«Сравнением только (i, I) и (ii, II) мы с партнером не найдем способа согласовать наш выбор. Однако такой способ должен быть, так что давайте его поищем. Единственное иное место поиска — ячейки (ii, I) и (i, II). Дают ли они нам подсказку, необходимую для согласования выборов, чтобы выиграть 10 для каждого? Да, дают. Как представляется, они «указывают» на (ii, II). Они также выставляют причину или оправдание, чтобы считать или делать вид, что (ii, II) лучше (i, I), так как мы нуждаемся в оправдании, если не в причине, для того чтобы притворяться, если не считать на самом деле, что одна из равновесных пар лучше, или более определенна, или более многообещающа, или более приемлема, чем другая, и поскольку я не нахожу никакого конкурирующего правила или инструкции, которым следовать, или искомого ключа, мы можем точно так же согласиться на использование этого правила для достижения согласия».

В этом случае игроки не выбирают вторых стратегий из-за того, что 5 предпочтительнее, чем 0. У них нет серьезных ожиданий получить 5. Они используют форму пятерки и нуля как ключ к координации действий. Это полезно для игроков, и каждый из них осознает, что другой осознает полезность того, чтобы принять во внимание то, где находятся пятерки, но только как шаг в процессе координации намерений. Матрица с рис. 33 способствует «схождению» на выборе (ii, II), как если бы на ней были напечатаны стрелки, указывающие на правый нижний угол, — стрелки безо всякой логической роли или власти иной, чем власть указания, и, следовательно, способности координировать ожидания[162].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Простая одержимость
Простая одержимость

Сколько имеется простых чисел, не превышающих 20? Их восемь: 2, 3, 5, 7, 11, 13, 17 и 19. А сколько простых чисел, не превышающих миллиона? Миллиарда? Существует ли общая формула, которая могла бы избавить нас от прямого пересчета? Догадка, выдвинутая по этому поводу немецким математиком Бернхардом Риманом в 1859 году, для многих поколений ученых стала навязчивой идеей: изящная, интуитивно понятная и при этом совершенно недоказуемая, она остается одной из величайших нерешенных задач в современной математике. Неслучайно Математический Институт Клея включил гипотезу Римана в число семи «проблем тысячелетия», за решение каждой из которых установлена награда в один миллион долларов. Популярная и остроумная книга американского математика и публициста Джона Дербишира рассказывает о многочисленных попытках доказать (или опровергнуть) гипотезу Римана, предпринимавшихся за последние сто пятьдесят лет, а также о судьбах людей, одержимых этой задачей.

Джон Дербишир

Математика