Стратегия. Логика войны и мира

Во многом благодаря тому, что воздушная война в Персидском заливе велась на основе здравого и продуманного плана, она решила исход кампании в целом и была признана крайне успешной. Тем не менее стоит помнить, что воздушная война – это переходный этап, включающий в том числе большое количество бомбардировок в старом стиле с их сомнительной эффективностью, лишенный механизма реагирования на возможные изменения обстановки, зато жестко следующий первоначальному плану. Организационные нововведения не поспевали за появлением новых авиационных боеприпасов и систем наблюдения, поэтому упор делался на рутинную точность при поражении целей, а вот в выборе целей наблюдалась сильная неразбериха. Причем речь шла не только о незначительных технических моментах. Способность надежно направить бомбу в зону радиусом в три фута от цели бесполезна, если нет достаточных сведений о месте этой цели в общей схеме положения дел у противника. Подробно разработанный к концу Второй мировой войны «анализ уязвимостей» стал впоследствии бессмысленным, так как появление всеразрушающего ядерного оружия как будто сделало его неактуальным. Но все изменилось сегодня, в «постъядерном» настоящем, особенно сейчас, когда оружие может точно наводиться даже на отдельные части небольших объектов (на воздуховоды бункеров, наружные аварийные генераторы и т. д.). До определенной степени анализ уязвимости является предметом инженерной науки, но в гораздо большей степени он остается искусством. Зачастую наиболее уязвимыми являются процессы в рамках конкретных структур, а не сами структуры как таковые, причем нередко уязвимости будут управленческими или бюрократическими, а не техническими.

Стратегия воздушной войны важнее любых технических подробностей. Даже в кампании с самым благоприятным соотношением планировщики все равно должны считаться с недостатком сил и средств – нельзя немедленно и одновременно атаковать все возможные цели. Некоторые цели, включая ключевые средства ПВО, имеют, естественно, приоритетное значение. Другие – например городские районы – можно вообще не принимать во внимание как бесполезные или даже контрпродуктивные. Но между двумя этими полюсами планирования выбирается, что именно бомбить и в какой последовательности. Наука находит себе применение повсюду в области воздушной войны, но никакая научная теория не поможет при выборе и приоритизации целей, от чего зависит, собственно, успех бомбардировок в целом. Нет другого выхода, кроме глубокого изучения страны-мишени с ее политической культурой, руководством, всеми известными целями в данном конфликте, сильными и слабыми сторонами вооруженных сил и их методами ведения войны на каждом уровне стратегии. Указанные сведения (на деле их еще больше) необходимы для того, чтобы построить «анатомическую карту», которая выявляет ключевые элементы организации вражеской операционной системы или, точнее, комбинации операционных систем. Но стоит начаться бомбардировкам, «операционная система» врага станет меняться вследствие этих бомбежек, поскольку будут предприняты попытки обойти зримые последствия авиаударов и то воздействие, которое противник предвидит в дальнейшем, вне зависимости от того, верны его прогнозы или нет. Опять возникает привычный парадокс: в самой степени, в какой «анатомическая карта» окажется верной, а бомбежки – эффективными, будет опровергаться довоенное планирование, поскольку противник станет реагировать. Особая опасность кроется в ободряющей вражеской пассивности: бомбардировки могут быть удивительно точными, но при этом неэффективными с точки зрения вражеских лидеров. Ни Саддам Хусейн во время войны в Персидском заливе 1991 года, ни Слободан Милошевич в ходе войны за Косово в 1999 году не очень-то стремились реагировать на воздушную войну против их режимов; возможно, они оба усматривали в разрушениях пользу – или, по крайней мере, считали бомбежки нейтральным воздействием для сохранения своей власти. Напомню, что оба так и остались у власти.