Стратегия. Логика войны и мира

В Корее разубеждение видится этаким почти механистическим применением потенциальной военной силы против постоянной угрозы. Но такое положение не является типичным. В большинстве случаев вместо постоянной угрозы, которую нужно предотвращать, присутствует лишь вероятность (не исключено, что отдаленная) угрозы в будущем. Это, несомненно, верно относительно центральной оси мирового баланса военной силы в годы холодной войны, то есть относительно взаимного стремления Советского Союза и Соединенных Штатов Америки к ядерному принуждению. Образы «двух скорпионов в банке» и сама идея «баланса страха» предполагали, что налицо симметричные угрозы населению обеих стран. В действительности для холодной войны была характерна асимметрия. С точки зрения СССР угроза американской ядерной атаки могла стать таковой лишь в случае предшествующего советского нападения, быть может, неядерного (вторжение в Европу), но сопротивляться ей с опорой исключительно на неядерные силы было бы нереально. С другой стороны, для США угроза советского ядерного удара могла возникнуть только в случае предшествующей американской ядерной атаки на советские военные цели в контексте близящегося поражения Европы.

Следовательно, лишь на втором этапе ядерной войны атаки на города становились насущной угрозой – когда Советский Союз начал бы угрожать американским и европейским городам, пытаясь удержать США и Альянс от дальнейших ядерных ударов по наступающим советским войскам. Эта фундаментальная асимметрия определяла скрытое взаимодействие подразумеваемых ядерных угроз. Из-за предполагаемой слабости в неядерных силах именно США и их союзникам пришлось бы первыми угрожать противнику ядерной атакой, пусть не по городам. А потому именно СССР, приверженный накоплению оперативно применимой военной мощи, был бы вынужден, в свою очередь, первым угрожать ядерными ударами по американским и европейским городам.

Но фактическим локомотивом американо-советского ядерного соперничества выступил второй этап «ответных» угроз, поскольку большая часть ядерного арсенала одной стороны была нацелена на ядерное оружие противника; в результате обе стороны стремились увеличивать точность наведения ракет. Тут отсутствовали как симметрия, так и «безрассудное» желание превосходства: стороны попросту добивались реализации важных для себя целей. Советская ответная угроза американскому межконтинентальному арсеналу была призвана предотвратить возможности выборочного применения последнего: она подразумевала полное уничтожение, если хоть одна ракета будет запущена. СССР добивался «обуздания» американских межконтинентальных ракет, дабы они сделались бесполезными в качестве инструментов войны. (Ни одна советская контратака не оставила бы США без исправного ядерного оружия в количестве, достаточном для разрушения советских городов.) Американская же угроза советским межконтинентальным ракетам опиралась как раз на стремление обеспечить возможность выборочных ударов, учитывала противостояние советским атакам и предусматривала уничтожение советского ядерного оружия.

Иными словами, требовалось применить хотя бы некоторую долю из обилия произведенного ядерного оружия. Без потребностей во взаимном ответном наведении на ядерные цели обеих сторон межконтинентальные ракеты СССР и США не были бы такими многочисленными (на пике холодной войны насчитывалось более 20 000 боеголовок[170]). Если бы удалось вычеркнуть ядерное оружие из списка мишеней каждой из сторон, для большей части межконтинентальных ракет противников вообще не осталось бы достойных целей.

Америка нашла простое и одностороннее решение проблемы гонки вооружений: отказаться от применения межконтинентального ядерного оружия – разве что в ответ на исходную советскую ядерную атаку на США – и перенацелить свои ракеты только на советские города. В результате такой политики появилась бы возможность радикального уменьшения межконтинентального арсенала. При максимальном количестве целей в 50 городов (вполне достаточно, чтобы устрашить кого угодно) и допуская, что часть ракет будет потеряна после исходной советской атаки и вследствие технических неисправностей, было рассчитано, что хватит 500 ядерных боеголовок, ради надежности распределенных между бомбардировщиками и ракетами – как крылатыми, так и баллистическими, базирующимися как на суше, так и на море (даже на момент написания этих строк, когда от холодной войны осталось лишь воспоминание, в арсенале США остается около 3000 единиц межконтинентального ядерного оружия). Такая американская политика «неприменения первым» обнулила бы плоды десятилетий накопления арсенала: все американские межконтинентальные ядерные ракеты, развернутые на пике холодной войны (более 10 000), предлагалось ликвидировать, сохранив не более 500 единиц. При этом не возникало необходимости заключать соглашение о взаимном сокращении арсеналов, поскольку в любом случае большая часть советского оружия оказалась бы бесполезной, лишившись достойных целей[171].