Стратегия. Логика войны и мира

Пример Кореи особенно поучителен, но не потому, что это образец принуждения, а потому, что он таковым не является: в корейском контексте искаженный, почти механистический взгляд на «устрашение» как на самостоятельное действие, а не как на преднамеренный политический ответ практически не вводит в заблуждение. Во-первых, опасность, исходящая от Северной Кореи, – не выдуманная угроза, выведенная из подсчетов военного потенциала врага в воображаемых, возможно, крайне гипотетических обстоятельствах. Эта угроза имеет непосредственную физическую форму: значительная часть огромной северокорейской армии сосредоточена у линии фронта и явно готова атаковать. Что касается стремления северокорейских лидеров напасть на Южную Корею, то до экономической катастрофы 1990-х годов о вторжении говорилось часто, а за словами нередко следовали убедительные подтверждения в виде реальной подготовки к вторжению (туннели под демилитаризованной линией, спонтанные вылазки коммандос, неоднократные покушения на жизнь южнокорейских чиновников[167] – такой формы войны старались всегда избегать даже арабские страны и Израиль). Кроме того, восприятие угрозы Южной Кореей было отнюдь не фантазией по поводу опасности, которая на самом деле могла бы реализоваться где-то еще (в 1989–1990 годах израильтяне сочли иракские военные приготовления угрозой себе, а это были приготовления к войне с Кувейтом). Уже в силу географии северокорейские войска могут воевать только против Юга, у них попросту нет иной внешней цели. Поэтому северокорейская угроза – именно угроза, постоянная и нацеленная лишь в одном конкретном направлении, как, собственно, и предполагается механистический взгляд на устрашение, пусть в действительности такая картина наблюдается редко. Обыкновенно угроза не является постоянной; скорее, это возможность, которая способна материализоваться в гипотетических обстоятельствах острого кризиса; она лишена конкретики по форме, интенсивности и направлению, а потому никакие контрмеры не будут уместными вне конкретной ситуации[168].

В случае Кореи разубеждение оказывается необычным и в другом отношении. Хотя сохраняется возможность бомбардировки постфактум с целью наказать Северную Корею за вторжение, считается, что предотвратить нападение призвана прежде всего надежная оборона Юга. Элемент разубеждения предупреждением, в противоположность разубеждению посредством наказания (или «возмездия»), присущ любой обороне, точно так же как элемент принуждения является составной частью любого наступательного порыва. Но эти две формы намеренного разубеждения в принципе отделимы друг от друга, и различие между ними отражается в составе противостоящих одно другому войск.

На первый взгляд кажется, что политика разубеждения предупреждением, безусловно, предпочтительнее своей альтернативы, то есть разубеждения посредством наказания, причем не только в случае Кореи. Схожим образом политика неядерного разубеждения предупреждением еще более предпочтительна, нежели разубеждение посредством ответного ядерного удара.

В политике разубеждения предупреждением все доступные военные ресурсы могут использоваться для создания надежнейшей защиты от вторжения. Если сами эти приготовления удержат противника от атаки – тем лучше. Но даже если этого не случится, вторжению можно сопротивляться физически. Иными словами, военные ресурсы не тратятся ни на что, кроме оборонительных усилий, никто не стремится составлять «войска возмездия», возможно, обладающие немалой разрушительной способностью, но малопригодные для физического сопротивления наступающим частям противника.

В первую очередь разубеждение предупреждением не должно полагаться на тонкие психологические расчеты, которые существенно необходимы для разубеждения посредством наказания. В классической формулировке наказание должно быть неотвратимым и навлекать «неприемлемый ущерб». Помимо физических условий, то есть способности отвечать ударом на атаку, эта неотвратимость наказания также подразумевает любопытное, поистине парадоксальное преображение типичных признаков агрессора и жертвы. Последняя должна заявить о своем желании атаковать самым разрушительным образом и, поскольку ожидается ответная кара, должна вести себя безрассудно, дать понять, что готова действовать саморазрушительно, дабы добиться результата. Напротив, агрессор должен проявлять расчетливое благоразумие и, конечно, не стремиться к самоуничтожению. Если вспомнить НАТО времен холодной войны, то есть альянс демократических стран в обороне, то в этом случае было особенно затруднительно изображать безрассудную коллективную личность.