Стратегия. Логика войны и мира

Преодолеть органическую неопределенность боевых действий невозможно, зато прилагаются немалые усилия к снижению неопределенности при оценке военного баланса сил. Тщательно подсчитывается количество людей, единиц оружия и объемов снабжения, и налицо упорные попытки оценить качество вооружений и вспомогательных средств. Но многое все же остается неизвестным: это неосязаемые факторы организации, оперативные навыки, боевой дух, сплоченность и лидерство, способные превозмочь все материальные факторы. Когда обсуждаются тактика, оперативные методы или стратегия на уровне театра военных действий, вмешиваются прочие неопределенности и встает вопрос – они существуют только на бумаге или действительно сказываются на результате? Если да, удастся ли заблаговременно их учесть? Все, опять-таки, зависит от неосязаемых человеческих факторов, которые нельзя измерить, которые оцениваются на основе предрассудков, совершенно верных или полностью ошибочных; так, до 1870 года французы, а не немцы считались наиболее воинственной нацией Европы, а до создания государства Израиль евреев считали непригодными к боевым действиям.

Дипломатия, пропаганда и обман

В отсутствие объективных мер оценки вооруженной силы стратегия за пределами войны превращается в торговлю, ведомую с таким разнообразием валют, сколько существует заинтересованных сторон. Неизбежно различные (иногда полностью противоположные) значения приписываются одним и тем же вооруженным силам. Важнейшая функция дипломатии и пропаганды состоит в манипулировании этими субъективными оценками. Иногда, очень редко, целью оказывается уменьшение значимости сил, предназначенных для боя, чтобы их можно было бросить в битву неожиданно, а значительно чаще усилия направляются на запугивание, на то, чтобы осуществить как можно более наглядное вооруженное принуждение. Вот почему даже одержимое соблюдением секретности советское правительство соглашалось выставлять на обозрение свое вооружение в ходе парадов на Красной площади, куда приглашали западных военных атташе, дабы те видели и фотографировали новейшие самолеты, танки, пушки и ракеты. При этом им запрещалось фотографировать железнодорожные станции, мосты и заборы, огораживающие военные части.

Если секретность может снизить потенциал вооруженного принуждения, а надлежащая реклама способна его обеспечить в должной пропорции, то еще большего можно достичь прямой манипуляцией. В 1930-е годы дипломатия Италии при Муссолини значительно активизировалась благодаря демонстрации неуемной воинственности и созданию миража огромной военной силы. Муссолини заявлял о наличии армии в «восемь миллионов штыков», а итальянские парады представляли собой яркие постановки с бегущими берсальерами[162] и ревущими моторизованными колоннами. Итальянскую авиацию высоко ценили и уважали вследствие совершенных ею дальних перелетов на Северный полюс и в Южную Америку, а итальянский флот мог позволить себе множество внушительных кораблей, потому что совершенно ничтожные суммы из его бюджета тратились на артиллерийские стрельбы и на учения. Посредством военной политики, для которой пропагандистские постановки были куда важнее скучных потребностей подготовки к войне, Муссолини жертвовал реальной боевой силой ради сильно преувеличенного образа военной мощи[163]. Но результаты подобного принуждения были вполне реальными: Великобритания и Франция воздерживались от вмешательства в итальянское завоевание Эфиопии, в интервенцию в Испании и в подчинение Албании. Никто не оспаривал притязания Италии на статус великой державы, интересы которой иногда нужно отстаивать осязаемо (на ум приходят лицензии, выданные итальянским коммерческим банкам в Болгарии, Венгрии, Румынии и Югославии). Только принятое Муссолини в последнюю минуту решение вступить в войну в июне 1940 года, когда благоразумие уступило место непреодолимому желанию получить свою долю добычи после падения Франции, подвело черту под годами успешного обмана (и самообмана).

Политика Муссолини и многих других вождей ранее воспроизводилась и впоследствии – ближайшим подражателем дуче можно назвать Насера в Египте, а Хрущев в годы отставания СССР от США в ракетной мощи выступал еще более успешным практиком. Как мы знаем, с 1955 по 1962 год якобы колоссальная сила Советского Союза, сначала в бомбардировщиках, а затем в «атомных ракетах» на самом деле состояла из небольшого числа бомбардировщиков и буквально горстки межконтинентальных баллистических ракет. Тщательно продуманные речи и поразительные образы советских достижений в исследовании космоса систематически использовались для того, чтобы возвеличить ядерные возможности СССР. Именно в этом заключается суть вооруженного принуждения: когда объективную истину подменяет масса впечатлений, тогда возникает множество ошибок и торжествует обман.

«Воля нации»