Стрекоза

При звуке открывающейся ключом двери у Глафиры екнуло сердце, она слезла с подоконника на стул и, замешкавшись, схватилась за его спинку. Так как слезть с него было не так уж просто, чтобы не упасть, она продолжала стоять на стуле, ожидая, когда он войдет. А он все не шел – долго возился, от смущения и от того, что никак не попадал в расшитые бисером мягкие домашние туфли со смешными загнутыми носками, как у султана, – подарок дальних родственников Берты из Бухары, переехавших туда еще во время войны из Смоленска, там и осевших. А Глафира так и стояла, отложив в сторону грязную газету и прислушиваясь к шорохам в прихожей. Наконец он вошел и хриплым от волнения голосом церемонно, по привычке, поздоровался:

– А вот и я, Глафира Поликарповна. Добрый вечер. Это вам. – И, едва справившись с волнением, протянул ей букетик душистых цветочков.

Сердца у обоих бешено колотились, и каждый думал, что другой это слышит, и оттого оба еще больше смущались. Витольд подал ей руку, Глафира кое-как вытерла руки смятым полотенцем, вспыхнула, как школьница, и посмотрела на незатейливые цветочки.

– Это мне? – переспросила она, застенчиво улыбнулась, взяла букетик и поднесла к лицу. – Ах, как пахнут!

А Витольд, все больше и больше волнуясь, подхватил ее со стула в неловкие объятия вместе с букетиком и так и задержал в руках, не давая ей опомниться. Сосредоточенно вглядываясь в первые закатные лучи за окном, обнимая крепкие Глафирины плечи, он стоял, не шевелясь и ничего не говоря, как будто боялся нарушить сладкий покой, исходящий от ее фигуры, лица и волос. Они щекотали ему нос, а он вдыхал горькие ноты «Пиковой дамы» и ощущал Глафирино близкое присутствие как самое важное событие, которое с ним произошло за сегодняшний день.

– Окно надо бы закрыть и шторы задвинуть, видно с улицы все, – наконец сказала Глафира, но Витольд, мотнув головой, не послушал ее и продолжал стоять, не двигаясь и не выпуская ее из рук, чтобы не помешать наслаждаться минутами так нежданно нахлынувшей на него необъяснимой радости.

Именно в этот день он сказал ей, что… что он очень рад, что все вот так вот сумбурно получилось и что она ему, как оказалось, очень-очень нужна.

II

Первый курс училища Севка закончил, против своего ожидания, очень успешно. Нет, конечно, если судить по оценкам, то довольно средне: две тройки и четверка. Но четверка была по специальности, а тройки – по лекционным предметам, типа теории музыки и музыкальной литературы, поэтому это было не так важно. Серебров ему по-прежнему оказывал довольно заметное всем покровительство. Иногда здоровался с ним в коридорах за руку, чего обычно не делал с первокурсниками, иногда – уважительно приподнимал шляпу при встречах на улице или во дворе училища. Черт его знает, почему он так отметил Севку с самого начала, хотя верно было и то, что Севка действительно отличался от многих студентов – и внешним видом, и поведением.

Например, он принципиально не делал шпаргалок ни на один экзамен. И толком ничего не учил. Это было у него еще со школы. Что услышит на лекции и что понравится, то и запомнит, а на остальное внимания не обращает. Педагоги бесились, но тройки ставили, потому что Севка мог всегда выудить что-нибудь полезное из своей памяти, переходя на то, что он знает, а ведь если постараться, то при желании можно найти связь между любыми двумя-тремя фактами или тезисами, независимо от того, насколько они на самом деле между собой связаны.

Еще ему очень нравилось запоминать и рассказывать истории из жизни великих музыкантов и выискивать какие-нибудь смешные или странные факты их биографий в газетах или журналах, чего не знали даже сами преподаватели. Например, что Бетховен был жутким скандалистом и однажды вышвырнул стулья из окна гостиницы, когда к нему не пришла на свидание его возлюбленная. Вот это темперамент! Или ему ничего не стоило бросить стул вслед управляющей домом. А как-то раз в трактире, когда ему принесли не то блюдо, что он заказал, достопочтенный Людвиг ван Иванович, как его шутливо звали между собой студенты, без обиняков вылил тарелку супа на голову кельнеру, попытавшемуся с ним спорить.