Стрекоза

Людвика хотела было обидеться и сказать Лере в ответ что-то резкое, но та, махнув на прощание рукой своему отражению, подхватила подругу под руку и потащила из уборной:

– Да и это не главное, а то, что максимум на курсе третьем… – Лера прищурила глаза и сдвинула брови, смотря куда-то в сторону, по всей видимости, пытаясь разглядеть будущее. – Где-то на курсе третьем мы обязательно выйдем замуж! Ой, смотри, какая прелестная сумочка! – всплеснула она тут же пухлыми ручками, внезапно переключившись с темы разговора.

– За кого? – удивленно спросила Людвика, рассматривая в ручках Леры сумочку и не находя в ней ничего особенного.

– Что – «за кого»? И недорогая совсем, – озабоченно бормотала Лера.

– За кого замуж выйдем? – настаивала на ответе Людвика.

Лера положила сумочку назад на прилавок и переметнула взгляд на элегантную шляпку с вуалькой.

– Как это – «за кого»? – надула губки Лера, примеряя шляпку, не обращая внимания на протест продавщицы: «Девушка, не снимайте товар с манекена, положите на место!»

– Замуж. За кого? – тупо повторила Людвика, не понимая, что Лера нашла в этой вычурной мещанской шляпке.

– Девушка, вы меня что, не слышите? – не унималась продавщица. – Наденьте товар на манекен!

Шляпка совсем не шла Лере. Она явно делала ее старше и как будто приземистее. Покрутившись перед большим зеркалом, стоящим прямо на прилавке, раздосадованная Лера сняла ее и с силой, как поварской колпак, на самые брови напялила на манекен.

– За кого, за кого, вот же непонятливая, – нехотя вернулась Лера к старой теме. – Конечно, за своих однокурсников! Ты что же думаешь, что с тобой на курсе одни девицы учиться будут? Академия-то хоть и медицинская, но во-ен-на-я! – отчеканила Лера. – Это ж тебе не простой Первый мед!

Они походили еще немного по магазинам. Лера купила себе пинцет для выщипывания бровей, хотя у нее уже было два точно таких же, а Людвика – мороженое, и они сели на трамвай.

«Так вот оно что», – разочарованно протянула про себя Людвика. Тайна Лериных метаморфоз от спящей на уроках красавицы до кокетливой хохотушки была раскрыта. А она старалась, объясняла Лере часами стадии ксантопротеиновой реакции и характеристики ароматических углеводородов, решала с ней задачи по физике и давала переписывать конспекты. А оказывается, Лере это совсем неинтересно, и все для того лишь, чтобы проскочить в Академию и там выйти замуж. Но ведь замуж и так можно выйти, и для этого совсем не надо страдать в медицинском институте, корпеть над конспектами и учебниками и задыхаться от формалина в анатомичке. «А что для этого надо? – Людвика впервые призадумалась. – Замуж… Какое странное слово. Похоже на замок. Причем с разным ударением – и замок и замок! Сиди в замке под замком! Как уж под камнем. И что в этом хорошего?»

Но тут трамвай подъехал к Людвикиной остановке, она бросила задремавшей на ее плече Лере «пока!» и вышла.

…Прошло всего лишь несколько месяцев работы на скорой помощи, и Людвике стало ясно, что она неравнодушна к Глебу Березину. Ей многое нравилось в нем – и то, что он старше ее, и то, что он обращается к ней на «вы», и что он настоящий доктор, и что он ей тоже несомненно оказывает знаки внимания. А может, причиной такого интереса было именно то, что он ей эти знаки внимания как раз и оказывал: долго болтал с ней ни о чем, ожидая вызова, вычитывал ей из газет разные новости, смешно изображая корреспондентов статей или тех, о ком они сообщали, и подолгу рассказывал о своей профессии и разных медицинских случаях, что она больше всего любила слушать.

– Вот вы, Людвика Витольдовна, – с удовольствием произносил доктор ее имя, – когда станете врачом, вспомните мои слова. – Он затягивался сигаретой, эффектно замолкал и пускал дым через ноздри, становясь похожим на Змея Горыныча из журнала «Мурзилка». – Врач – это не профессия и даже не призвание, это… – Он снова делал паузу, подбирая слова: – Это такое стечение обстоятельств, когда вас будто кто-то, помимо вашей воли, легонько подталкивает в спину, упорно направляя в сторону медицины. Вот возьмите меня, например. Я и не думал об этом, у меня в семье были одни педагоги и инженеры. Потому и поступил я сначала, как шутили наши остряки, в «заборостроительный». Да-с, и даже учился там на «хорошо» и почти на «отлично».

Людвика протирала мебель от пыли и внимательно слушала Березина, а он продолжал, искоса наблюдая за ее реакцией и любуясь прозрачностью ее синих глаз на фоне белой косынки.

– И что же потом? – спрашивала Людвика, переходя от столов и стульев на фикус в кадке у окна.