Жара. Скука. Из развлечений лишь редкие вечера в офицерском собрании, да рассказы о стычках с воинственными туземцами. Последних, впрочем, тоже приструнили. Так что известия о нападениях на транспорты и отдаленные посты не приходили уже целую неделю.
И вдруг, как гром среди ясного неба, грянуло: - Едет!
- Как? Уже? Слава тебе Господи! – раздавалось со всех сторон, и сонная апатия мгновенно сменилась лихорадочным возбуждением.
- Да кто едет то? - спросит непонятливый, и ответом ему будет гордое имя, - Скобелев!
Да, Белый генерал, наконец-то закончил инспектировать линии снабжения и теперь возвращался к своей заскучавшей в диких песках армии.
Не успели нарочные принести эту весть, как только что сонный русский лагерь превратился в разворошенный палкой муравейник. Все куда-то бежали, всем сразу же нашлось дело. Военные приводили в порядок амуницию, интенданты документацию, маркитанты и те постарались прибраться у своих лавок и спрятать подальше залежалый и некачественный товар.
Не остался в стороне от всеобщего возбуждения и госпиталь. Хотя при докторе Студитском там и без того царили чистота и порядок, но все же у больных поменяли белье, а в кибитках лишний раз прибрались и проветрили. На первый взгляд все выглядело если не идеально, то максимально близко к этому, а стало быть, начальник госпиталя мог облегченно вздохнуть и присесть.
- Добрый день, Владимир Андреевич, - поприветствовал его непонятно откуда взявшийся Будищев.
- Добрый, Дмитрий Николаевич, - устало отозвался врач. – Вы к нам какими судьбами?
- Да вот, зашел моего обормота проведать.
- Кого, простите? Ах, вы, верно, про денщика. Шматов кажется?
- Да-да, про него родимого. Как он?
- Как сказать. Раны все еще не хороши, но уже заживают.
- Да разве же это раны? Так царапины.
- Если бы сразу обработали, были бы царапины. Удивляюсь вам, Будищев. Вы вроде бы человек не глупый и нельзя сказать, чтобы безграмотный. Неужели у вас не нашлось никакого антисептика?
- Нашлось, - пожал плечами кондуктор. – Спирт.
- И что же вам помешало?
- Ничего не помешало. Взял и вылакал, подлец.
- Выпил, что ли?
- Ага. Решил изнутри обработать.
- Понятно. Что тут скажешь, бывает. Ладно, парень он у вас, слава богу, здоровый, крепкий, но на будущее заведите что-то более действенное и менее пригодное к употреблению внутрь. Да хоть настойку йода!
- Вы полагаете, если бы он выпил йод, было бы лучше? – ухмыльнулся Дмитрий.
- А что мог?
- Да как два пальца… об песок.
- Однако! Ну что же поделаешь в таком случае. Будем лечить, тем более что мадемуазель Штиглиц окружила вашего денщика такой заботой, что лучшего и желать нельзя.
- Вот как?
- Говоря по чести, я поначалу и сам удивился. Но потом Люсия Александровна поведала мне о его поведении во время крушения поезда и прочих обстоятельствах, так что…
- Ладно, доктор, если вы не против, я проведаю этого засранца, да побегу дальше. Дел невпроворот.
- Вы поэтому такой нарядный? – иронически изогнул бровь Студитский.
- Что, нравится? – улыбнулся в ответ Будищев, одетый, против обыкновения, в тщательно вычищенный мундир и сапоги, а чехол на кепи просто пугал своей первозданной белизной.
- Очень! Если бы мы не ожидали приезда Михаила Дмитриевича, я бы подумал, что вы собрались свататься к одной из моих подопечных.
- Божесбавь! – засмеялся в ответ Дмитрий и пошел к знакомой кибитке.
Внутри импровизированной больничной палаты было чисто и по утреннему времени почти прохладно. Немного похудевший Шматов лежал на деревянной кровати, накрытый вместо одеяла простыней. Завидев товарища, он широко распахнул глаза, и сделал попытку приподняться, но тот его остановил.
- Ну как ты?
- Живой покуда, - с постным видом отозвался Федор.
- И кто тебе виноват?
- Простите, Митрий Николаевич. Видать, наказал меня бог за грехи. Верите ли, спасу нет, как захотелось этого самого, как его… антистрессу, вот.
- Тьфу, блин! Тебе что, кто-то запрещал? Промыл бы раны, а после того лакай во все три горла пока обратно не польется…
- Не ругайтесь. Я может, вот-вот богу душу отдам…
- Это вряд ли, - покачал головой Будищев. – Доктор сказал, что ногу тебе оттяпает и тогда будешь жить… наверное.
- Как это, ногу оттяпает? – выпучил глаза Шматов.
- По самые яйца, - охотно пояснил кондуктор, - а может и вместе с ними. Потому как таким бестолковым лучше не плодиться!
- Да как же это! – резко понялся на кровати Шматов. – Я не согласный без ноги, а особливо без этого… я лучше сбегу!
- Гляди-ка, ожил!
- Чего?!
- Ничего-ничего, лежи. Скоро за тобой придут.
- Шуткуешь? - сообразил, наконец, Шматов от волнения переставший выкать. – Вот злой ты человек, Граф!
- Ну, раз тебе голову до сих пор не отбил, значит добрый!
- Напугал, проклятый, - продолжал бурчать Федя, опускаясь на свое ложе. – А я и поверил…
- Другой раз головой будешь думать, паразит. А то пристроился тут в госпитале. Тепло, светло и мухи не кусают.
- Кусают, - печально вздохнул парень. – А еще скучно, даже поговорить не с кем. Карим, ну тот парнишка, что мы в плен взяли по-русски ни бельмеса. Санитар разве зайдет, или госпожа Штиглиц.
- Проведывает, значит?