Стрельцы

Емельян снова поклонился князю в ноги.

— Летать по-журавлиному? Да не с ума ли ты сошел? — воскликнул боярин, встав со скамьи от удивления. — Слышал ли ты, Федот Ильич, что он сказал? — спросил князь, обратясь к сидевшему за одним с ним столом окольничему Лихачеву, который по шарообразности своей и зеленому кафтану имел большое сходство с арбузом.

— Как не слыхать! — отвечал окольничий.

— Что ж ты думаешь?

— То же, что и ты, князь Иван Борисович.

— Да я еще ничего не думаю. Этакого дела, верно, ни в одном приказе еще не бывало с тех пор, как мир стоит.

— И, полно, князь, как не бывать! В Уложении, помнится, есть самая ясная статья об этом.

— Ты, верно, Федот Ильич, не расслушал, а чем дело. Ну-ка, скажи, чего он просит?

— Он... просит управы на своего обидчика, — ответил в замешательстве окольничий, который по необыкновенной рассеянности своей редко слушал, что в приказе говорили или читали.

— Не отгадал, Федот Ильич! Он хочет летать по-журавлиному.

— Полно шутить, князь.

— Я не шучу. Спроси сам челобитчика.

Когда Емельян на вопрос окольничего повторил свою просьбу, то Федот Ильич, подняв руки вверх от удивления, оборотился к князю с вопросительным лицом.

— Что, Федот Ильич! — продолжал князь. — Поищи-ка статьи в Уложении, да разреши эту челобитную, пока я съезжу в думу. Мне время уж туда ехать.

Сказав это, Троекуров вышел.

— Послушай ты, удалая голова! — сказал окольничий Емельяну, приблизясь к нему. — Ты шутить, что ли, вздумал с приказом?

— Нет, боярин, я не шучу и знаю, о чем прошу. Если я не полечу, словно журавль, то я в вашей воле.

— Да как же ты полетишь?

— Если мне дадут из государевой казны осьмнадцать рублей, то я сделаю себе крылья и поднимусь так, что из глаз уйду.

— А если обманешь, голубчик, тогда что с тобой делать, а?

— Тогда доправьте осьмнадцать рублей на моне. Я за них всем моим добром ответчик. У меня есть две тройки добрых лошадок да полдюжины телег.

— Надобно справиться об этом, — сказал окольничий дьяку.

— Прикажи, боярин, послать на постоялый двор, где я живу, и спросить об этом хозяина, чернослободского купца Ивана Степаныча Попова. Его постоялый двор домов за десять отсюда.

— Пошли сейчас же кого-нибудь из подьячих, — сказал дьяку окольничий и начал ходить взад и вперед по комнате.

Посланный подьячий вскоре возвратился и подтвердил показание Емельяна.

— Ну, что ж теперь нам делать? — продолжал Федот Ильич. — Князь ведь приказал решить челобитную до его возвращения. Надобно послать память в приказ Большой Казны[317] и просить о выдаче осьмнадцати рублей челобитчику.

Дьяк хотел сказать что-то в возражение, но окольничий закричал:

— Не умничай и делай, что велят!

Дьяк, взяв перо, написал тотчас же бумагу[318] следующего содержания: «Сего 7203 года, апреля в 30 день, закричал мужик «караул», и сказал за собою государево слово, и приведен в Стрелецкий приказ, и расспрашиван; а в расспросе он сказал, что он, сделав крылья, станет летать, как журавль. А станут те крылья в 18 рублёв. И Стрелецкий приказ посылает в приказ Болышой Казны память, чтобы те 18 рублёв прислать без мотчанья[319]. А ответчик за них тот мужик всем своим добром и животами, буде не полетит по-журавлиному».

Окольничий подписал память, и сторож отнес ее в приказ.

Через полчаса явился оттуда дьяк и принес с собою деньги[320]. Окольничий Лихачев присутствовал и в приказе Большой Казны и заведовал отпуском сумм по требованию других приказов; поэтому дьяк, принеся с собою деньги, представил ему ответ на присланную память и просил подписать.

— Давай сюда! — сказал окольничий и, подписав ответ самому себе, велел деньги Емельяну выдать, отпустить его домой для сделания крыльев и приставить к нему сторожа для надзора.

Между тем возвратился из думы князь Троекуров.

— Ну что, Федот Ильич, — спросил он, — чем решил ты челобитную?

Окольничий донес ему о своих распоряжениях.

— Наделал ты дела! — сказал князь. — Как же можно выдавать из государевой казны деньги без указа? А ты чего смотрел? Для чего не сказал ты Федоту Ильичу, что это дело не в порядке? — продолжал князь, обратясь к дьяку.

— Я хотел было доложить его милости об этом, да он изволил мне сказать: делай, что велят.

Федот Ильич, сильно встревоженный, предложил князю послать за Емельяном и взять у него деньги назад.

— Нет, это не годится. Лучше завтра я выпрошу указ у государя царя Иоанна Алексеевича: он, верно, посмеется и велит деньги отпустить.

Бедный Федот Ильич не спал целую ночь от беспокойства.

На другой день князь сказал ему, что царя рассмешила просьба крестьянина, что он приказал деньги оставить у Емельяна и донести ему, полетит ли он или нет.

— Однако ж надобно будет, — прибавил князь, желая напугать Федота Ильича, — выданные деньги взыскать с тебя, если челобитчик не полетит.

— Как с меня! За что, князь? — воскликнул испуганный Федот Ильич, который был столько же скуп, сколько рассеян.

— Так велено!

Федот Ильич в течение двух недель не знал покоя ни днем, ни ночью, и ежедневно, выезжая из приказа, отправлялся к Емельяну, чтобы с приставленным сторожем наблюдать за его работой.