— Тогда я своему слову хозяин, и мое обещанье не в обещанье. Такое было у нас с ним условие. Пойдем-ка теперь к озерку; я чаю, уж он все приготовил.
Все трое вышли из избы и, пригласив прочих гостей последовать за ними, отправились толпою к озеру.
Сердце Емельяна сильно билось, и он всех нетерпеливее ожидал увидеть кораблик, от которого зависело решение его участи.
Наконец толпа приблизилась к берегу и увидела небольшую лодку с мачтами и парусами. Сверху была сделана палуба, а с боков торчали в виде пушек деревянные трубки, которые закрывались круглыми дощечками, когда
дергали за веревку, привязанную к корме. В то же время открывалось на дне несколько отверстий для погружения судна в воду. Держа эту веревку в руке, Филимон приветствовал пришедших зрителей восклицанием: «Милости просим! добро пожаловать!» — и поправил гордо над головой шапку, увидев, что и Анюта с подругами находится в числе зрителей и зрительниц его подвига.
— Ну, Филимон Пантелеич, начинай! — сказал пономарь. — Попробуй свой корабль-нырок.
— Не хочешь ли, Савва Потапыч, сесть в кораблик? — спросил Филимон. — Я его так смастерил, что и под водой в нем душно не будет.
— Нет, Филимон Пантелеич, благодарствую! Я никогда не любил и по воде ездить, а то под водою — оборони Господи!
— Да не бойся: я ответчик, если утонешь.
— Не угодно ль кому сесть, дорогие гости? — спросил пономарь. — Кораблик, кажись, знатный!
Все молчали.
— Я бы и сам сел, да мне надобно веревку держать, — продолжал Филимон. — Ну, да если охотника нет, так я корабль без народу под воду пущу.
Все устремили глаза на Филимона и его лодку. Он потянул веревку; круглые дощечки захлопнули трубки с обоих боков его судна, и оно начало тихо погружаться в воду.
Раздались восклицания:
— Этакие чудеса!
— Господи, твоя воля!
— Вот уж одна верхушка только видна!
— Ну вот уж и весь кораблик ушел в воду.
Филимон с довольным видом, свернув в несколько колец конец веревки, за которую держал свой корабль, забросил и ее в воду.
— Зачем ты это веревку-то кинул? — спросил пономарь.
— Да чтоб вы не подумали, когда мой кораблик выплывет, что я его вытащил.
Прошло около часа. Терпение зрителей начинало истощаться.
— Ну что ж, скоро ли? — стали спрашивать Филимона.
— Сейчас, подождите маленько!
Чем более проходило времени, тем более возрастали радость в сердце Емельяна и смущение в сердце Филимона. Не так ли и в важных делах одно и то же событие производит в сердцах людей совершенно противоположные чувства, смотря по личным их выгодам.
— Смотри-ка, смотри! Кажись, выплывает! — закричал один из гостей.
Все устремили глаза на озеро, но увидели только на водной поверхности расходившийся круг, происшедший, вероятно, от всплывшей наверх и встрепенувшейся рыбы.
Емельяна при этом восклицании облило холодом, а Филимон почувствовал жар в лице от радости. Вместе с тем, как круг на воде расходился и исчезал, слабели страх одного и радость другого.
Наконец зрители вышли из терпения.
— Да что ж, долго ли ждать? — начали говорить некоторые. — Скоро уж солнышко закатится, а как смеркнется, так здесь оставаться неловко.
— А почему так? — спросил Филимон.
— Да разве ты не знаешь, что в этом озере водятся водяные? — сказал пономарь.
— Водяные? Правда ли, полно?
— Истинно так.
— Ну так я не дивлюсь, что мой кораблик не выплывает. Еще бы он выплыл, если водяной на дне держит!
— Оно похоже на то! — заметил один из гостей вполголоса, с некоторым страхом поглядывая на озеро. — Вьявь ли мне показалось или померещилось — не знаю! Только видел я, что над твоим корабликом, как он стал опускаться, порхнул воробей — не воробей, а что-то черное с крылышками. Кажись, оно из воды выскочило, да и село в кораблик.
— И ждать нечего: он уж там, видно, поселился — наше место свято! — сказал Филимон. — Лучше нам до беды поскорей отсюда убраться!
Все встревожились, кроме Емельяна, и, крестясь, поспешили удалиться от озера.
— Теперь по рукам, что ли, Савва Потапыч? — спросил пономаря шепотом нетерпеливый Емельян.
— Дай пораздумать, Емельян Архипыч; да надо и у дочки спросить: люб ли ты ей? Кажись, такого жениха, как ты, она не обракует.
— Что, что? Какого жениха? — вскричал Филимон, который неприметно к ним приблизился и вслушался в их разговор. — Разве добрые люди перебивают чужих невест? А где же слово-то твое, Савва Потапыч? Не дав слова, крепись, а дав, держись! Это нечестно!
— Что ты его напрасно коришь! Савва Потапыч не давал тебе слова, — сказал Емельян вспыльчиво.
— Не с тобой говорят! — возразил сердито Филимон. — Смотри, Савва Потапыч, не спокайся! Я сделаю другое суденышко, ударю челом царю и своего тестя выведу в люди!
— Да чем ты выведешь? — вскричал Емельян. — У царя-то много своих корабликов; этим его не удивишь. Я сам, не хуже тебя, своего тестя в люди выведу.
— Полно, пустая голова! Где тебе со мной тягаться! — воскликнул Филимон. — Не слушай его, Савва Потапыч!