Стремнина

— Ты что, старый хрыч? — Весь побагровев, Мерцалов двинулся было на Демида Назарыча, но тот стоял будто каменный, и даже не повел бровью. — Не имеешь права! — продолжал Мерцалов, но уже заметно сбавив тон. — Мы люди, а не гады. И не вам чета. Нам нечего совать в нос разные кодексы. Если разобраться, мы даже более передовые люди, чем вы…

— Теперь ты развивай, — предложил Демид Назарыч. — Очень занятно.

— И разовью! — Мерцалов храбрился, стараясь показать, что он не сдал своих позиций. — Вы очень легко, только чуть прижми вас, миритесь с разной принудиловкой, а мы ее смело отвергаем. Мы живем так: хочется — работай, не хочется — не работай. Мы уже сейчас живем той свободой, какая только будет, скажем, при коммунизме.

— Далеко вы от нас упороли, — заметил на это Демид Назарыч. — Обождали бы…

Взрыв хохота помешал Мерцалову вымолвить слово. Он быстро, посрамленно водил глазами по смеющимся лицам.

— Долго думал? — спросил его Морошка.

— Иди ты!

И только сделав несколько шагов по тропе, Мерцалов собрался с духом. Обернувшись, помахал рабочим рукой:

— Трррудитесь, идейные трррудяги!

— Катись отсюда, — ответили ему из толпы.

За Мерцаловым, опустив головы, шагали его приятели. Провожая их долгим взглядом, рабочие заговорили с ненавистью:

— Нашлись философы!

— Гнать их надо!

— Их не испугаешь, — сказал Морошка. — Они знают: завтра же найдут место, где можно хапнуть. Везде у нас нехватка людей — вот они и пользуются этой бедой. И уже привыкли жить бродяжьей свободой.

IX

Согнувшись под тяжестью ящика, Арсений осторожно ступал по гальке. Его окликнул знакомый ребячий голосок:

— Дядя Сень!

На прибрежной тропе стояли его маленькие подружки, сестрички Катя и Таня, в приглядевшихся старомодных платьицах до пят, с открытыми головами, без накомарников: у реки обдувало, здесь не было гнуса.

— Тетя Геля зовет, — сказала Катя.

Подтверждая это, Таня молча кивнула головой.

— На рацию? — спросил Арсений.

— Ыгы!

Арсений взглянул на часы, а затем и на неяркое солнце, стоявшее уже над Буйным быком. «Да, пора…» Еще утром Арсений наказал Геле позвать его сегодня в нужное время на рацию. Конечно, Геле ничего не стоило прибежать самой, что она и делала, бывало, в случае необходимости. Но она послала девочек. Это могло означать только одно: Обманка уже сделала свое дело.

Нелегко было Арсению показаться теперь на глаза Геле. Весь день, как ни отвлекали его дела, он с тревогой думал о встрече с нею. Его воображение, не скупясь, создавало самые мрачные картины встречи. И все же вышло хуже, чем ожидалось. То, что Геля послала за ним девочек, было самым дурным предзнаменованием.

— Опять вы босые? — спросил Арсений у девочек.

— Ыгы!

Морошка поднял Таню с земли и усадил к себе на плечо, а Кате подал руку, и они пошли вдоль берега. Обычно разговорчивые, девочки сейчас странно помалкивали, и это еще более встревожило Морошку. Что-то случилось, должно быть, с Гелей…

Простившись у обрыва с девочками, Арсений остановился перевести дух, и взгляд его задержался на поваленной березе, у которой он и Геля встречали сегодня солнце. «Не уйдет она теперь с брандвахты», — подумалось Морошке. Остаток пути до прорабской он шел целую вечность и так устал, что ему даже захотелось посидеть с минутку на крыльце. Тяжелее всего было сознавать, что он не может ничего сказать теперь Геле о своих отношениях с Обманкой. Ни одного слова. Поздно. Что ни услышала она от Обманки, то и будет для нее правдой. Любая ложь. Может быть, на всю жизнь.

— Арсений Иваныч.

Увидев Гелю на пороге избы, Морошка обомлел: в ней трудно было узнать ту Гелю, какую он видел на заре. Что и говорить, и тогда она была достаточно измучена, но как дерзко светились ее глаза, когда она говорила, что не боится ничего на свете. Теперь же Геля была совершенно изнуренной. Ни кровинки в лице. Взгляд далек и туманен.

— Уже вызывали, — сообщила она глуховатым, ослабевшим голосом, смотря выше Морошки, на горы. — Сейчас еще вызовут, — добавила она после паузы и, медленно повернувшись, ушла в прорабскую, оставив дверь открытой.

Рация работала. Григорий Лукьянович Завьялов разговаривал с Мурожной. Закончив разработку шиверы, прорабство в полном составе, со всем имуществом собиралось на новое место — на Каменку, что гораздо выше Буйной. На Каменке предполагалось начать взрывные работы еще зимой — со льда. Завьялов торопил прораба Григорьева. До конца навигации надо было крепко обосноваться в незнакомом месте, а это — не шуточное дело. Он требовал, чтобы караван вышел не позднее, чем через пять дней, и обещал нагнать его в пути.

Для Арсения стало ясно, что Завьялов, направляясь на Каменку, пусть и ненадолго, но остановится на Буйной. Это его порадовало. После сегодняшней встречи с Родыгиным ему особенно хотелось встретиться с Завьяловым. Но узнав о его планах, Морошка потерял всякий интерес к разговору с ним по рации. Он неохотно доложил о том, что сделано за день в прорабстве, и неохотно отвечал на все расспросы.