«Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре

Снова обратим внимание на метрическую схему стихотворения. Оно написано вольным ямбом, то есть ямбом с неурегулированным количеством стоп[545]. Диапазон числа стоп в каждом стихе невелик – от четырех до шести. Если присмотреться внимательно, можно заметить определенную тенденцию в распределении стихов с различным числом стоп: количество длинных стихов возрастает от строфы к строфе:

I строфа: 3 стиха – Я4; 1 стих – Я5. II строфа: 2 стиха – Я4; 2 стиха – Я5. III строфа: 1 стих – Я4; 1 стих – Я5; 2 стиха – Я6

В третьей строфе единственный стих четырехстопного ямба – последний, заключительный. Им заканчивается стихотворение в целом, и поэтому он особенно важен. На слух ощущается, что он звучит необычно на фоне предыдущих стихов. Чем достигается эта необычность? Во-первых, тем, что стих этот стоит в строфе после одного пятистопного стиха и двух шестистопных, отчего слух ощущает его краткость. Во-вторых, в этом стихе реализовано всего два ударения, в то время как в трех предыдущих их по пять или четыре, что еще более «укорачивает» его. В-третьих, в этом стихе гораздо больший процент гласных звуков, чем во всех предыдущих: в первом стихе гласных 38%, во-втором – 43%, в третьем – 50%, а в четвертом – 60% (!). И наконец, последний стих, а значит и все стихотворение в целом завершается женской клаузулой:

В истории русской поэзии женские клаузулы в концовках стихов встречаются значительно реже, чем мужские. Возможно, это связано с ощущением «синтаксической замкнутости и концовочной функции» мужских окончаний[546]. Чередование мужской и женской рифм в четверостишиях осуществлялось таким образом, что женская рифма, как правило, не ставилась в конец (или АвАв; или ААвв; или аВВа). У Тютчева также процент женских клаузул в концах стихотворений достаточно низок – около 20% из общего числа стихотворений, вошедших в основное собрание[547]. Женская клаузула в последней строке тем более оказывается значимой, что Тютчев меняет способ рифмовки: первые две строфы имеют перекрестную рифмовку (АвАв), а последняя – охватную (АввА) при открытом последнем слоге (по-ле). Обращаем также внимание на постановку в этом стихе рядом гласных звуков – ао, а(j)у, e(j)e. Образ отдыхающего поля создается и метрической, и строфической, и фонологической структурой стихотворения.

В связи с последним стихом следует отметить еще одну немаловажную деталь – его пунктуацию. В тексте стихотворения одна точка, шесть запятых, четыре тире и два многоточия. Все стихотворение в целом заканчивается многоточием, что для Тютчева в высшей степени характерно. Треть его стихотворных текстов завершаются многоточиями или вопросительными и восклицательными знаками с многоточием. 33,5% – это громадный процент для такой необычной концовки. Многоточие в системе русской пунктуации – знак, «употребляющийся для обозначения прерванности речи»[548]. Думается, что в тютчевской поэтической системе он означает большее. Многоточие стимулирует продолжение размышления «в том же духе», поддерживает мысль о невозможности высказать все, исчерпать тему, точно ее передать («Мысль изреченная есть ложь»). И наконец, многоточие связывает все тютчевское наследие в один текст, превращает его в лирический дневник, в потребность души. Неудивительно поэтому, что Тютчев не беспокоится о судьбе своих стихов[549], он как бы не нуждается в читателе. Стихи – его интимная жизнь, и многоточия рассыпаны по ним.

Подведем итоги. Толчком к написанию Тютчевым стихотворения «Есть в осени первоначальной…» явилось трехдневное созерцание им картины ранней осени. Созданный по этим впечатлениям текст выходит, однако, за пределы единичного факта. Совершенно очевидно, что в нем был синтезирован и опыт предыдущих лет. Поэт выводит закономерность, существующую в природе и обладающую регулярной повторяемостью. Говорится не только о данной осени, но о каждой осени вообще. Это время регулярно повторяется в циклическом временном круговороте. «Дивная» для поэта пора – пора прекращения всякой деятельности, время опустевшего пространства и отдыха природы после летних трудов и в преддверии будущих бурь. Тютчев, любивший и принимавший бури, столкновение времен и пространств, считавший морское волненье волненьем своей души, на этот раз остановил свое поэтическое внимание на междувременье – коротком антракте в почти не прекращающейся активной и разнообразной жизни мироздания.

СТИХОТВОРЕНИЕ Ф. И. ТЮТЧЕВА «НЕ ОСТЫВШАЯ ОТ ЗНОЮ…»

* * *

Не остывшая от зною,
Ночь июльская блистала…
И над тусклою землею
Небо, полное грозою,
Все в зарницах трепетало…

Словно тяжкие ресницы

Подымались над землею,
И сквозь беглые зарницы
Чьи-то грозные зеницы
Загоралися порою…