Совершенно особые рассказы были у мамы о Тарту, городе-мифе, о годах ее учебы у Ю. М. Лотмана, о ярких, неординарных друзьях, о первых семиотических школах[1694]
. В детстве мне было очень завидно: я слушала мамины рассказы о романтике ранних 1960‐х, о подвигах маминых друзей-диссидентов в конце 1960‐х и 1970‐е и думала: «Ну почему, почему мне не довелось тоже родиться в то время?» Не могу себе простить, что не записала мамины рассказы о Тарту в большем объеме и подробностях. В маминых описаниях тартуской среды было много смешных моментов, но и много драматизма, эпической монументальности: мама была убеждена в том, что ее попадание в Тарту в нужный момент в нужное время было чудом и даром судьбы. Она часто говорила о Тарту с использованием высокой лексики («эпоха», «судьба»), прямо говорила о судьбоносности своего – изначально совершенно случайного – приезда в Тарту, примеряла на себя сценарии, при которых все могло бы пойти иначе: «Ну действительно – судьба сыграла со мной такую штуку: если бы я сразу поступила в Тарту, то и Лотман, и кафедра еще не набрали бы той силы – я бы эти четыре года упустила. Я попала тогда, когда надо: в 1964‐м уже был симпозиум[1695]. Жизнь немножечко притормозила меня»[1696].Наряду с культурой устного рассказа, в семье Душечкиных была очень сильна эпистолярная культура. Писали все – всем, часто и подробно, с описанием всех происходящих событий и реакции автора на них (мама называла это «эпическим повествованием»: от корреспондента требовалось описать все, что произошло с момента написания предыдущего письма, по порядку и в деталях). Мама переписывалась с сестрами, с родителями, с друзьями, с учителями. Всегда хранила письма в порядке, никогда не выбрасывала. После смерти бабушки сама разобрала и набрала на компьютере письма бабушки деду военных лет. Тютчевское «Она сидела на полу и груду писем разбирала» было одним из маминых любимых стихотворений, которое она часто и с удовольствием цитировала и читала вслух. Мама всегда следила за тем, чтобы на письмах стояли даты (делала замечания, если кто-нибудь их не ставил), чтобы письмо было хорошо, грамотно и интересно написано, правильно оформлено. Как-то раз мама написала мне очень сердитое письмо – прочла целую длинную нотацию за то, что я слишком редко писала письма домой в Таллинн, уехав учиться в Ленинград. Приводила в пример себя и своих сестер, ссылалась на семейные традиции. Однажды, когда я приехала к родителям в Питер уже незадолго до ее смерти, торжественно вручила мне большую пачку моей собственной переписки с разными моими друзьями в 1980–1990‐е; я-то и не подозревала, что эти письма могут все еще где-то храниться после всех моих бесчисленных переездов.
Не знаю, почему в нашем домашнем архиве не сохранилось писем Лотмана – они явно должны были быть; возможно, я их просто еще не нашла или же они были куда-то переданы, в какой-то из архивов. Дома у родителей сохранились, в основном, поздравительные открытки, которыми они неизменно обменивались с Лотманами на праздники. Приводимое в этом разделе мамино письмо Ю. М. Лотману – текст одновременно и искренний, и стилизованный: мама явно играет с приобретенными в диалектологической экспедиции новыми для нее речевыми интонациями и конструкциями – и сама это отмечает в письме. Сохранилась тетрадь с записями, сделанными мамой и ее напарницей в той летней экспедиции Тартуского университета в Причудье в 1964 г. В принципе, мамино письмо стоит читать вместе с этой тетрадью, фиксирующей речь и быт старообрядцев причудской деревни Варнья в ранние 1960‐е.
Мама бесконечно любила и уважала Лотмана, почитала его как Учителя с большой буквы, сэнсэя. Это были совершенно особые, уникальные отношения. Похоже, самым большим даром, переданным ей и когорте ее соучеников «Юрмихом», мама считала гуманизм, гуманистические ценности. В письме Лотману от 7 января 1982 года мама описывает свои ощущения от прочтения его только что вышедшей биографии Пушкина[1697]
, подаренной им моим родителям за несколько дней до этого: он с женой Зарой Григорьевной приходил к нам в гости в новогодние праздники. Упомянув о том, что она, конечно, и раньше хорошо была знакома с большинством идей Лотмана о Пушкине (т. к. прослушала несколько его курсов и использовала их идеи в своих собственных лекциях, плюс читала все его статьи на эту тему), мама пишет: «Но тем четче вырисовывалась для меня главная мысль, проходящая через всю книгу – мысль о предназначении и достоинстве человека (пушкинская и Ваша), бесконечно ценная и дорогая мне. Это то, ради чего книга написана и чем она воодушевлена. Мне очень близок и нужен Ваш Пушкин, и мне очень понравился образ автора этой книги. Я бесконечно благодарна судьбе за встречу с Вами. Извините высокопарность, но мы слишком уж часто, опасаясь ее, душим в себе порывы и волнение. Спасибо Вам. Бесконечно любящая и преданная Вам Е. Душечкина»[1698].