Читаем «Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре полностью

Похоже, что все-таки в какой-то момент мама примеривалась к идее написания и собственных мемуаров: возможно, именно так и был написан приведенный в этом разделе текст о самых ранних маминых воспоминаниях, относящихся к военным 1943–1944 гг. (мамины два и три года). Этот файл мама назвала «moia zhizn’»; он датирован 15 ноября 2005 г., и в нем всего несколько страниц текста. Трудно сказать, планировалось ли это как отдельный текст именно о детстве (в мае 2005 г. мамина младшая сестра Ирина написала подобный текст, и это могло подтолкнуть маму к фиксации и осмыслению собственных ранних воспоминаний). С другой стороны, вполне возможно, что все-таки мама хотела написать именно полноправные, большие мемуары: начала, но почему-то остановилась и дальше первых страниц не пошла. Текст характерен своей явной литературной осознанностью: в нем чувствуется и влияние Л. Н. Толстого (начиная с названия[1688]), и других литературных образцов, придающих опытам раннего детства исключительно важное, формирующее, отчасти символическое значение. В разговорах со мной мама несколько раз упоминала самое раннее воспоминание Толстого, с которого начинается его рукопись (о состоянии спеленутости), и его позднейшую рефлексию над детскими переживаниями.

Мама уделяла исключительно большое внимание вопросам чтения – детского чтения, взрослого чтения, чтения вслух и про себя. Неоднократно, развернуто и подробно, она отвечала на вопросы и опросы о чтении: детским газетам и журналам – о роли семейного чтения вслух[1689], редколлегии девятого Тыняновского сборника – о разных прозаических жанрах у Тынянова и истории своих взаимоотношений с ними[1690], формулировала список важнейших для себя книг для журнала «Литература»[1691]. Важной традицией в нашей семье было чтение вслух – детям, но и не только. В своих воспоминаниях мамина мама, бабушка Вера, пишет, вспоминая жизнь их дома в 1910–1920‐е гг.: «Папа много читал. Часто по утрам, до работы, папа читал вслух. Я просыпалась и слушала. Помню, читали с мамой по очереди „Преступление и наказание“. Какой ужас охватил меня, когда читали, как Раскольников готовился к убийству. Ужас и какая-то безысходность»[1692]. Выбор чтения, чтение как социальная практика и семейная традиция стали для мамы предметом пристального и заинтересованного анализа. Когда ее муж, коллега-филолог А. Ф. Белоусов обратился к ней с просьбой припомнить детали восприятия ею в детстве культового в 1950–1960‐е гг. журнала «Юность» для задуманного им проекта, мама ответственно подошла к задаче и припомнила все до мельчайших деталей – чтобы «послужить науке», но явно и для собственного удовольствия. Текст написан с интонациями устного рассказа, с присущими маме юмором и мягкой самоиронией.

Если рассказ «О журнале „Юность“» стилизован под устный, то «Начало» – действительно запись устного рассказа («Начало» – название условное). Я попросила маму рассказать мне подробно о том, что происходило в ее жизни между окончанием школы и ее поступлением в Тарту к Лотману, что мама с удовольствием и сделала. Вообще, чувствовалось, особенно в последние годы, что ей хотелось передать это знание, чтобы оно закрепилось, сохранилось и где-то за пределами ее собственной личной памяти. В нашей семье живое устное предание было неотъемлемой частью семейной жизни и общения: жившая с нами бабушка Вера рассказывала о своей жизни постоянно – в красках, обо всем по многу раз, – так что в итоге все мы могли в деталях воспроизвести любую из ее знаменитых историй: о ее детстве в Ростове-на-Дону, о работе на Полярной опытной станции в Хибинах, о войне и оккупации, смешные рассказы о детях и внуках[1693]. Я уже не застала прабабушку Домнику (она умерла еще нестарой), но мама и обе тети говорили, что она тоже много рассказывала о жизни – о своем детстве в монастырской школе (она была дочерью дьячка, рано осталась сиротой), о недолгих годах учительства после окончания учительской семинарии, о переездах по стране с мужем – управляющим заводами. Даже я, ни разу этих историй лично не слышавшая, знала многие из них практически наизусть. Мама была мастером жанра устного рассказа: любила выступать, смешить, блистать, была неотразимо артистичной. В приведенном здесь устном рассказе, условно названном «Начало», виден талант мамы – устного рассказчика, который она очень высоко ценила в людях и неизменно отмечала (по многу раз) как положительное качество и заслугу человека («Верка – блестящая рассказчица!»), закрепляя за человеком такой вот высокий статус.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Том 2. Биография
Собрание сочинений. Том 2. Биография

Второй том собрания сочинений Виктора Шкловского посвящен многообразию и внутреннему единству биографических стратегий, благодаря которым стиль повествователя определял судьбу автора. В томе объединены ранняя автобиографическая трилогия («Сентиментальное путешествие», «Zoo», «Третья фабрика»), очерковые воспоминания об Отечественной войне, написанные и изданные еще до ее окончания, поздние мемуарные книги, возвращающие к началу жизни и литературной карьеры, а также книги и устные воспоминания о В. Маяковском, ставшем для В. Шкловского не только другом, но и особого рода экраном, на который он проецировал представления о времени и о себе. Шкловскому удается вместить в свои мемуары не только современников (О. Брика и В. Хлебникова, Р. Якобсона и С. Эйзенштейна, Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума), но и тех, чьи имена уже давно принадлежат истории (Пушкина и Достоевского, Марко Поло и Афанасия Никитина, Суворова и Фердоуси). Собранные вместе эти произведения позволяют совершенно иначе увидеть фигуру их автора, выявить связь там, где прежде видели разрыв. В комментариях прослеживаются дополнения и изменения, которыми обрастал роман «Zoo» на протяжении 50 лет прижизненных переизданий.

Виктор Борисович Шкловский

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Литературоведение / Документальное / Критика