Читаем «Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре полностью

3. Помимо образа Ленина, «советский пантеон», конечно же, включил в себя (в чуть более позднее время) образ Сталина, псевдоним которого также явился основой ряда именных новообразований: Сталий, Сталик, Сталь, Стали´на и ряд других. В честь Энгельса были образованы имена Энгелен и Энгельсина, а имя Маркса, кроме того, что оно породило имена Маркс и Маркса, входит как часть в имена-аббревиатуры Маэль и Мэла («Маркс, Энгельс, Ленин»), Марлен и Марлена или Марилена («Маркс, Энгельс»), и наконец имя Мэлис, включающее в себя имена всех основоположников марксистского учения («Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин»). В процессе имятворчества использовались и гораздо менее значимые фигуры революционных деятелей советского государства: в честь С. M. Буденного – имя Будена, в честь М. В. Фрунзе – имя Фрунзе, в честь Ф. Э. Дзержинского – имена Дзефа[1681] и Дзерж, в честь А. В. Луначарского – имя Луначара, и даже в честь Алексея Ивановича Рыкова было образовано имя, построенное из его инициалов: Аир. Более консервативные и осторожные родители, отказываясь от конструирования нового имени, но при этом имея непреодолимое желание «зарядить» своего ребенка революционной интенцией, использовали реальные русские или иностранные имена, носителями которых являлись вожди и деятели мирового революционного движения. В первую очередь это сказалось на имени Владимир, использование которого в послереволюционное время по вполне понятным причинам существенно активизировалось[1682]. Кроме того, присваивались такие имена, как Эрнст (в честь Тельмана), Клара (в честь Цеткин), Луиза (в честь участницы Парижской коммуны Луизы Мишель), Роза (в честь Люксембург) и пр. Новорожденным давались также имена детей вождей и основоположников марксизма: Светлана, которым была наречена дочь Сталина и которое в те годы было новым именем, и реже – Василий (по имени сына Сталина). С личностью Маркса связывалось имя его жены (Дженни) и дочери (Элеонора). Эти имена, в идеологическом аспекте вполне нейтральные, начинали также ощущаться как «имена идеологического звучания».

4. Слово революция, фактически воспринимавшееся как синоним Октябрьского переворота, приобрело в языке советской эпохи исключительно высокий семантический и идеологический статус с ярко выраженной положительной окраской. Слово это стало означать едва ли не самое освященное нарицательное понятие. Поэтому не удивительно, что как оно само, так и соединение морфологических и фонетических его составляющих с другими словами породило множество новых имен: Ор («Октябрьская революция»), Рев («Революция»), Революта и просто Революция. Создавались имена, включающие в себя соединение элементов имен основателей марксизма и слова «революция» – Виорел («Владимир Ильич, Октябрьская революция, Ленин»); Мэлор («Маркс, Энгельс, Ленин, Октябрьская революция»), Вилор («Владимир Ильич Ленин, революция»). Возникали так называемые «парные имена», которые принято было давать близнецам или же братьям и сестрам, такие как Рево (мужское), Люция (женское).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Том 2. Биография
Собрание сочинений. Том 2. Биография

Второй том собрания сочинений Виктора Шкловского посвящен многообразию и внутреннему единству биографических стратегий, благодаря которым стиль повествователя определял судьбу автора. В томе объединены ранняя автобиографическая трилогия («Сентиментальное путешествие», «Zoo», «Третья фабрика»), очерковые воспоминания об Отечественной войне, написанные и изданные еще до ее окончания, поздние мемуарные книги, возвращающие к началу жизни и литературной карьеры, а также книги и устные воспоминания о В. Маяковском, ставшем для В. Шкловского не только другом, но и особого рода экраном, на который он проецировал представления о времени и о себе. Шкловскому удается вместить в свои мемуары не только современников (О. Брика и В. Хлебникова, Р. Якобсона и С. Эйзенштейна, Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума), но и тех, чьи имена уже давно принадлежат истории (Пушкина и Достоевского, Марко Поло и Афанасия Никитина, Суворова и Фердоуси). Собранные вместе эти произведения позволяют совершенно иначе увидеть фигуру их автора, выявить связь там, где прежде видели разрыв. В комментариях прослеживаются дополнения и изменения, которыми обрастал роман «Zoo» на протяжении 50 лет прижизненных переизданий.

Виктор Борисович Шкловский

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Литературоведение / Документальное / Критика