Сценарий для Незалежной

— Слышь, Олесь, — как в тумане звучали слова истязателей, — этот русский ублюдок оговорился, сказал: «Мы».

— Я услышал, — ответил тот, кто бил, и продолжил допрос: — Так что, морда москальская, кто с тобой еще был? С кем ты прибыл на задание?

Не в силах вымолвить ни слова, Саша лишь мотал головой.

— Вот ведь вонючка кацапская! В партизаны решил поиграть! Хочет героем России стать!

Перекошенное лицо садиста оказалось прямо перед глазами пленника.

— А не станешь им, потому что сдохнешь! И Москва не узнает, где могилка твоя!

С трудом подбирая слова, Саша едва слышно выдохнул:

— Пожалуйста, не бейте! Я журналист, хотел ста…

Новый, еще более мощный и злобный удар по лицу. Во рту появился солоноватый привкус. Саша выплюнул на ладонь тягучую кровавую слюну и крошево зубов. Новый удар по голове, еще один, и он оказался на полу. В непрекращающемся гуле слышались отдаленные голоса… Александр закрыл глаза, но через пару минут послышался всплеск, и его окатили ведром ледяной воды. Вода попала в нос, рот и Саша, поперхнувшись, закашлялся. Чьи-то цепкие руки подняли его с пола, посадили на стул, и он услышал:

— Если не начнешь говорить, отчекрыжим яйца! Будешь не журналистом в редакции, а евнухом в гареме! Отвечай, паскуда, какое у тебя задание и кто прибыл вместе с тобой?!

Саша с трудом разлепил, спекшиеся от крови, губы.

— Я журналист…

— Ну журналист, так журналист!

Александр ничего не успел понять, как два пальца на правой руке пронзила чудовищная боль, и он потерял сознание…

Очнулся в камере, но сразу ничего увидеть не смог, заплывшие от побоев глаза почти не открывались. Нескончаемая, ноющая боль буквально парализовала правую руку. Саша хотел взглянуть на нее, но доктор Миша не дал ему этого сделать.

— Вероятно, перелом двух пальцев… это их обычный прием — плоскогубцами ломают кости, словно спички! Держись, Санек!

В ногах присел отец Владимир и промолвил:

— Чтобы вырваться отсюда, подпиши любые бумаги: что ты ФСБэшник, сепаратист, убил Папу Римского и… предложи им деньги. Тогда есть шанс, что тебя выпустят, а так убьют и поминай как звали! У нас, сынок, только на тебя надежда! Ты должен выйти отсюда и рассказать миру эту чудовищную правду!

На следующий день Александр вновь сидел в жутком кабинете.

— Ну… одумался, говнюк? Или еще добавить?

— Нет… я… я под… подпишу всё… что хотите!

— О, как?! Видишь, выкормыш кацапский, мы тут вас отлично лечим! Только одной подписью не обойдешься… загремишь на нары лет на 20! Понял, хрен моржовый?

Саша кивнул. Офицер продолжал:

— Но один вариант, чтобы отправить тебя в Рашку твою сраную, есть. Заплати «бабки» и гуляй босота репортерская.

Александр с трудом выдавил из себя:

— Сколько?

— Сколько… десять кусков… зеленых!

Второй, со словами «звони своим», поставил перед Сашей телефонный аппарат. В трубке послышались гудки, затем голос главного редактора Федора.

— Слушаю!

— Это я… Саша…

— Сашка?! Ну наконец-то! Ты где? Мы тебя обыскались, запрос в Киев послали, Иза позвонила…

— Подожди… у меня нет времени… Федя… нужно десять тысяч… долларов, тогда меня отпус… — трубку вырвали из рук и напоследок мучитель озвучил свои условия:

— Времени у вас три дня. Не будет денег, пустим в расход! Будут «бабки», ждем звонок на этот номер. Всё! — и бросил трубку.

Все три дня прошли, как в фильме ужасов. Пленников, кроме Саши, по очереди уводили, а затем приводили в страшном виде. Роберта забрали, и больше в камеру он не вернулся. Единственное, что согревало душу, это известие, что Изольда жива и здорова! Кроме давней дружбы и сотрудничества, Сашу с ней больше ничего не связывало, у него была невеста Лена. А еще Александр думал о том, что быть героем совсем непросто, и временами ему становилось стыдно за свое слабоволие, но он утешал себя тем, что должен выбраться отсюда и рассказать о том беспределе, который творится в Украине.

На третий день вечером, его привели в кабинет, отдали паспорт и удостоверение. Затем вывели во двор и затолкали в машину. На железнодорожном вокзале первым он увидел бледного озабоченного Федора, который передал в руки СБУшника пухлый конверт с деньгами. Тот молча пересчитал купюры, подтолкнул Сашу вперед и напоследок сказал:

— Не суйся в Украину, писака, больше не прокатит!

Едва Саша очутился в объятиях друзей, не выдержал и… заплакал… впервые… после детства.

— Всё нормально, Сашок, всё хорошо, — пытался успокоить его Федор, — самое главное ты жив, а остальное постепенно забудется…

Саша всё еще всхлипывал.

— Нет… Федя… такое забыть невозможно, об этом надо кричать на весь мир! Надо помочь тем, кто сидит в СБУ — украинском гестапо — и ждет своей мучительной смерти! Там всё намного страшнее, чем мы предполагали! — едва успокоившись, он сразу же заговорил об Изольде. — Как Иза? Где она? Уже в Приморске?

— Нет, она с группой немецких журналистов двигается в Мариуполь, там сядет на поезд до России. Я очень благодарен этим ребятам, они спасли ее! Ну что, друг, пошли, скоро наш поезд, нам попадаться нельзя! Как там сказал этот козел: «Больше не прокатит»? В общем, не дай бог!