В 1863 г. российские университеты получили новый устав, в целом привязавший систему преподавания к потребностям современного российского государства: предполагалось, что наделенные большей, по сравнению с николаевским временем, степенью автономии университеты будут способны конкурировать с западноевропейскими высшими учебными заведениями и поспособствуют развитию общества, национального самосознания и культуры и, в конечном счете, формированию ответственных и самостоятельных жителей нового государства596
. Университетская реформа 1863 г. рассматривалась множеством исследователей, подробно охарактеризовавших ее подготовку, ход и результаты и вписавших ее в контекст «Великих реформ» в целом. Как показали работы историков, новый университетский устав разрабатывался в условиях исключительной, по меркам Российской империи, гласности. В обсуждении наиболее активно участвовала либеральная профессура. В целом устав предоставил университетам значительную меру автономии, хотя во многом и ограниченной властью министерства и попечителей. Однако еще более важным, чем буква нового устава, оказалось стремление множества профессоров и студентов превратить университеты в значимый общественный институт, который не только готовил бы кадры, способные проводить государственную политику, но и служил бы формированию социума совершенно нового типа. Университетские профессора, например, активно использовали все возможности, чтобы заниматься созданием различных обществ, чтением публичных лекций, организацией популярных изданий, которые должны были сделать науку доступной всем представителям образованной публики, фактически ослабив монопольный контроль над нею государства597.Университеты воспринимались большинством образованных людей как один из наиболее значительных институтов формирующейся публичной сферы, наряду с литературными журналами. Вместе с попытками либерального министра народного просвещения А. В. Головнина посредством «управляемой гласности» организовать публичное обсуждение реформы, это обстоятельство послужило причиной бурной и активной дискуссии в прессе, которая – едва ли не впервые в истории России – сделала организацию и социальные функции науки предметом публичного обсуждения598
. В ходе этого обсуждения высказывались разные точки зрения на роль университета в Российской империи. Либеральная пресса, включая скрыто субсидировавшуюся Министерством народного просвещения газету А. А. Краевского «Голос», была склонна трактовать университеты как прежде всего источник общественного развития, которому государство в принципе не должно мешать599. Речь шла не об отказе от ученых занятий во имя общественной деятельности, а о формировании другого представления о том, что такое наука: ответственность перед обществом воспринималась как интегральная часть научной работы и не противопоставлялась исследованиям. На эту программу реагировали журналисты других направлений. Консервативная пресса во главе с популярными «Московскими ведомостями» М. Н. Каткова воспринимала ученого как представителя государства, которое формирует общество в угодном себе духе600. Со своей стороны, радикальные журналисты, такие как А. Н. Пыпин и Д. И. Писарев, вообще отказывались рассматривать конфликт государства и буржуазного общества как значимый, негативно оценивая всех его представителей, а следовательно, и современное положение университетов. Среди самих практикующих ученых, как мы покажем далее, также встречались представители разных точек зрения.Университетская наука естественным образом была тесно связана с проблемами просвещения: соединение науки и образования было, как известно, характерной чертой модели «гумбольдтовского» университета, актуальной и за пределами Пруссии и тесно связанной с развитием национализма601
. Установка на просвещение была, конечно, близка и понятна многим университетским преподавателям и представителям прессы, желавшим видеть непосредственную пользу, которую могла бы принести обществу наука. Однако в контексте реформ возникали два фундаментальных вопроса: кто должен участвовать в просветительской деятельности и на кого она должна быть направлена? Первый из этих вопросов стал одной из причин конфликта университетов и Академии наук, второй же способствовал особой напряженности этого конфликта, который оказался прямо связан с вопросами создания новой нации эпохи реформ.