Сценарии перемен. Уваровская награда и эволюция русской драматургии в эпоху Александра II

В наши задачи не входит подробная характеристика всех позиций, высказанных в ходе спора вокруг проекта устава Академии наук, однако приведенных высказываний, как кажется, достаточно для реконструкции общей картины. Спор шел отнюдь не вокруг отдельных пунктов нового проекта: ключевыми проблемами в дискуссии стали права научного учреждения на публичную деятельность. Оппоненты Академии полагали, что такое право связано с ответственностью ученых перед обществом, благо которого легитимирует саму науку и с которым эта наука прямо связана. Общество при этом однозначно идентифицировалось как русское: немцам, например, в нем не находилось места. Преимущественно эта группа состояла из университетских преподавателей, точку зрения которых в целом разделяли сотрудники большинства периодических изданий, особенно либерально настроенных. К этой же точке зрения примыкали некоторые либерально настроенные академики, поддерживавшие идеи реформы своего ведомства, которое, по их мнению, должно было удовлетворять интересы современной общественной жизни. Впрочем, другие члены Академии, которых поддерживал такой влиятельный журналист, как Катков, придерживались иных представлений о месте науки в общественной жизни. Научное учреждение, согласно их мнению, не было и не могло быть подотчетно ни представителям общества, ни представителям нации. Напротив, Академия представляла государство, которое, с точки зрения этих авторов, стояло превыше всех общественных и национальных организаций676. Точно так же эти ученые относились и к самой науке, которая, с их точки зрения, не несла обязанностей ни перед обществом, ни перед нацией.

«Чистая», академическая наука оппонентами этого учреждения была объявлена накоплением отдельных фактов и деталей, не связанных никакой общей концепцией и не нужных ни обществу, ни представляющим его ученым. В особенности резко такая критика была направлена против исторической и филологической деятельности академиков, создававших, например, публикации старинных, не злободневных документов или словари, не способствовавшие интеграции подданных в состав Российской империи.

В частности, борьба между университетами и Академией повлияла на обсуждение в русской критике собрания сочинений Державина, подготовленного Я. К. Гротом: если академик, готовя полное собрание сочинений поэта, был убежден в общественном значении собственной деятельности, то его критики были склонны воспринимать ситуацию совершенно иначе677. Неслучайно выглядит в этой связи, например, высказанный со страниц «Отечественных записок» упрек в том, что печатался именно Державин, а не Ломоносов678: Академия тем самым как бы подчеркивала свою чуждость или даже враждебность Ломоносову, которую и хотели показать ее оппоненты. Неудивительно и то, что спор об издании Державина особенно накалился именно в 1866 г., когда, как мы видели, тон дискуссии вообще достиг исключительной резкости: под пером М. Н. Лонгинова, М. П. Погодина и Г. З. Елисеева дискуссия о причинах научного издания переросла в обсуждение социалистов, фаланстеров и прочих актуальных вопросов679.

Дискуссия ясно показала, в чем состояла основная претензия к «чистой» исторической науке – неактуальность для современности того прошлого, которое эта наука изучала и представляла. Эта претензия прежде всего была связана не с какими-то конкретными научными вопросами, а с самим типом отношений между настоящим и прошлым. Публикация Державина, как и академическая наука в целом, казалась многим современникам бессмысленным повторением прошлого, а не стремлением к новому. Критики видели в издании Державина механистическое воспроизведение не нужной современному человеку литературной традиции. Именно это, на взгляд многих современников, лишало научную деятельность академиков всякого смысла: вместо связного, цельного исторического нарратива они могли предложить лишь бессмысленный набор отдельных фактов – в зависимости от интересов ученого, языковых, исторических или литературных, – которые в таком «сыром» виде не имели общественной ценности. Очень последовательно высказал именно такую точку зрения А. Н. Пыпин, призывавший издателя сочинений Державина не комментировать отдельные места, а «обратить свое внимание на вещи более серьезные»680. Недостаток подхода Грота Пыпин видел в «беспристрастии»: в противовес ему критик требовал «установить свою точку зрения, объяснить себе, чего искать в известном времени или деятеле, на основании какого критериума определять их значение»681. В этом отношении позиция Пыпина была совершенно типична для многих современников: исследователь должен был не просто обращаться к прошлому, но осмыслять его, «определять значение», исходя из современной перспективы.