Сценарии перемен. Уваровская награда и эволюция русской драматургии в эпоху Александра II

Все участники конфликта чувствовали себя уязвимой стороной, беззащитной перед возможным произволом государства. Во время обострения спора и перехода его в публичную сферу, 14 апреля 1866 г., неожиданно для себя и большинства наблюдателей был вынужден уйти в отставку министр народного просвещения А. В. Головнин. Политика его преемника не могла, конечно, заранее быть известна всем участникам спора, что только обостряло дискуссию. Сотрудники университетов вряд ли чувствовали себя в полной безопасности, если учесть уязвимость их устава: даже при Головнине значительная часть его положений не исполнялась, – надежд на улучшение ситуации было немного689. Впрочем, и политика самого Головнина, принявшего университетский устав и инициировавшего скандальное обсуждение устава академического, вызывала неудовольствие, например, у секретаря Академии Веселовского, подозревавшего министра в сговоре против «настоящей» науки и поощрении газеты «Голос», которая субсидировалась министерством и осуждала Академию. 19 октября 1865 г. он писал П. С. Билярскому:

У нас в Академии все по-прежнему: теперь очень заботит академиков то, что министр финансов решительно противится введению новых штатов Академии, так что нет почти никакой надежды на утверждение проекта нового устава, по крайней мере, на долгое время. Правду сказать, я никогда не думал и прежде, чтоб наш проект прошел; при том странном образе действий, каким ознаменовал себя Головнин в отношении Академии, нечего было и убаюкивать себя сладостными надеждами: довольно сказать, что он субсиционировал <так!> одну газету, которая постановила себе неизменным правилом постоянно и при всяком случае ругать Академию, и эта брань, печатавшаяся на казенный счет, была пущена в Академию именно пред тем временем, как подоспел проект нового устава! Кажется ясно. Большую пользу принесли и приносят изданные Вами материалы о Ломоносове. Дошла ли до Вас статья казанского профессора Булича о Ломоносове? Она появилась недавно в «Ученых записках» Казанского университета. Статья прекрасная; автор, как видно, имел в виду одну истину и не поддался тому бестолковому и ребяческому увлечению, которое пред юбилеем овладело многими и, как теперь оказывается, – было произведено искусственно690.

Финал процитированного фрагмента лишний раз свидетельствует о том, что со скандалом вокруг академического устава тесно связывалось празднование столетия со дня смерти Ломоносова, позиция относительно которого служила своего рода «пробным камнем» для всех участников спора. Ломоносов стал своеобразным зеркалом, в котором участники полемики видели отражение отношений государства, общества и науки.

В этих условиях вручение литературных и научных премий было, разумеется, исключительно сложной задачей. Академики, видимо, отчасти пытались реабилитироваться, учредив вместо прекратившей свое существование Демидовской премии, вручавшейся за счет частного лица, новую – Ломоносовскую премию, приуроченную именно к усугубившему скандал юбилею. Среди составлявших правила награды ученых не было ни Веселовского, ни его сторонников, тогда как, скажем, Срезневский и Грот, представители «реформаторски» настроенного Второго отделения, в разработке этих правил участвовали691. Видимо, отчасти по этой причине в правилах о вручении премии было строго прописано, что награждаются ею лишь подданные Российской империи и только за сочинения, написанные на русском языке692. Впрочем, осторожные академики даже не пытались привлечь к оценке сочинений экспертов со стороны: награждение осталось целиком в их руках693. Очевидно, с «частными» премиями так легко было не обойтись, особенно если они были тесно связаны с литературой.