Сценарии перемен. Уваровская награда и эволюция русской драматургии в эпоху Александра II

В спорах о роли науки неслучайно наиболее активную роль играли профессиональные историки: именно их дисциплина предоставляла как основные темы и проблемы, такие как соотношение общества и государства, становление наций, прогресс и его значение для империи эпохи реформ, – так и аргументы: показательно, например, что едва ли не ключевым предметом для обсуждения стала роль Академии наук в жизни давно покойного Ломоносова. При этом «литературная» проекция этого конфликта была преимущественно связана с оценкой исторических пьес Толстого и отчасти его оппонентов. Само значение, придаваемое большинством участников дискуссии «Смерти Иоанна Грозного», определяется специфическими стратегиями литературной и сценической репрезентации прошлого, которые эта пьеса предлагала. К тому же предметом полемики стали методология и цель исторической науки – перед учеными и журналистами возникла проблема, что более значимо: воспроизводить прошлое и восстанавливать его смысл или пытаться прочитать это прошлое, исходя из вопросов современности? Эти проблемы, напрямую связанные с вопросами о власти и ответственности историка, оказались важны и для писателей 1860‐х гг.

III. Достоверное против вымышленного: репрезентация прошлого в драматургии

Из поставленных в предыдущем разделе вопросов без ответа остался только один, казалось бы, совершенно неважный – почему некоторым критикам Уваровской премии казалось, будто ее получила пьеса Островского, посвященная Минину? Сам по себе этот вопрос, конечно, второстепенный, однако он позволяет поставить некоторые значимые проблемы русской исторической драматургии эпохи реформ.

Рассматривая споры вокруг ученых учреждений середины 1860‐х гг., можно понять общие категории, благодаря которым трактовалось прошлое в исторической драматургии этого периода. Эти категории демонстрируют проблему, лежащую в основе своеобразного противостояния крупных драматургов, – проблему права современников на использование исторического прошлого, на его воспроизведение и оценку. Как мы видели, в спорах между Академией и профессорами эта проблема оказалась напрямую связана с напряженностью в отношениях государства, общества и нации.

Согласно одной из точек зрения, которую разделяли, например, академики, публиковавшие наследие Ломоносова, или издававший «Сочинения» Державина Грот, историческое знание должно быть основано на по возможности тотальном, полном воспроизведении материала. Исследователь в таком понимании должен воздерживаться от прямолинейных оценок в адрес людей прошлого, не требовать от них актуальности для современности и ценить любые факты, относящиеся к истории. Так понятое прошлое могло оказаться мало связано с непосредственными нуждами других эпох – здесь необходимы были другие, отличные от актуальных общественных потребностей обоснования необходимости исторического знания. В 1860‐е гг. такое понимание научности опиралось на авторитет государства, финансировавшего «чистое» историческое знание и не требовавшего от историков связи с обществом. Напротив, многие университетские профессора, а с ними и такие, например, деятели, как Никитенко, были склонны признавать право современника на активную интерпретацию и актуализацию прошлого в интересах настоящего. С их точки зрения, историк должен прежде всего чувствовать ответственность не перед прошлым, а перед настоящим – в первую очередь, перед обществом и нацией.

Эти разные представления о природе знания и значении исторической науки, как представляется, коррелируют с разными версиями того, каково значение художественного вымысла в литературной культуре этого времени. Рассуждая о вымысле далее, мы будем исходить из широко распространенной трактовки этой категории в трудах Л. Я. Гинзбург, разграничивавшей различные типы литературы: