А еще чаще происходит так: творец в час ночи поднимает всех и требует, чтобы завтра в семь все собрались в офисе. Он поделится с ними новой гениальной идеей. На следующий день в семь все собираются – кроме, разумеется, самого творца. Он придет к обеду, мрачный и недовольный. За ночь идея ему уже надоела, и ему хочется чего-то нового, а виноваты в этом, разумеется, все окружающие.
Вообще, творец болезненно самолюбив и обидчив. Возле творцов всегда вьются интриганы и наушники.
Творцы часто годами процветают в индустрии, перескакивая из проекта в проект за счет впечатления, которое они производят своими идеями, и за счет старых проектов, к которым имели какое-то отношение. Но чаще всего эти старые проекты состоялись лишь потому, что творца прикрывал с одной стороны редактор, с другой – работяга, а с третьей – слушатель, который вытягивал из него и сортировал идеи.
Не буду называть имен, но случалось мне работать с творцами в качестве главных авторов – это, братцы, катастрофа.
Больше всего творец ненавидит правки. Если хотите уничтожить творца, дайте ему задание дописать почти законченный сценарий и установите дедлайн.
4. Слушатель.
Как я уже упоминал, про Евгения Габриловича сказали, что он «не любил придумывать, но записывал волшебно». Вот это «записывал» – не фигура речи. Действительно, есть сценаристы, у которых очень хорошо получается услышать режиссера, вытащить из режиссера те картинки, которые крутятся у него перед глазами, и сложить из них связный рассказ, который можно будет показать зрителю, и в то же время это будет и по мысли, и по идее, и по настроению как раз то, что пытался и не мог выразить словами режиссер, «тварь бессловесная».Именно так работал Тонино Гуэрра, который с Феллини писал, как Феллини, с Ангелопулосом, – как Ангелопулос, а с Тарковским – как Тарковский. Полностью растворялся в соавторе.
Образы-камни беспорядочно плавали как бы сами по себе, а потом цемент застывал, и камни оказывались именно там, где нужно, образуя прекрасное здание. Кто дал образы, из которых построено это здание? Режиссер. А кто вытащил эти образы из его головы, расставил их в нужном порядке и скрепил цементом? Сценарист.
Итак, вот четыре роли сценариста в сценарной группе. Кого из них предпочтительнее взять в команду? Всех четырех. Подчеркиваю, это не четыре темперамента, это именно роли.
Стоит собрать в одной комнате четырех или более сценаристов, как каждый из них начнет выполнять одну из этих ролей. Кто-то подходит для своей роли лучше, кто-то хуже. Если это понимать, выстраивать работу в группе с учетом этих ролей, распределяя служебные обязанности соответственно, то значительно повысится продуктивность группы.
Скажем, группа, в которой руководитель – слушатель, редактор отвечает за «библию», творец пишет поэпизодники, а работяга – диалоги, будет более продуктивна, чем группа, в которой руководитель – творец, работяга является хранителем «библии», слушатель пишет поэпизодники, а редактор строчит диалоги.
5. Стадии жизни творческого организма
Жизнь творца начинается не тогда, когда выходит в свет его первая книга или открывается первая выставка, а в тот момент, когда он видит или слышит то, чего не видят и не слышат другие. Ребенок, который кричит «палка-скакалка», либо, высунув от усердия язык, рисует на песке домик или машинку, – уже творец. Пусть это будет первая и последняя выхваченная им из ноосферы рифма или картинка. Путь мастера начинается с первого шага. Эта стадия – младенчество. В этот момент малыш не осознает то, что он делает, и не всегда видит разницу между нарисованной и настоящей машинкой.
Вторая стадия – детство. Творчество осознается как творчество. Маленький человек уже понимает, что он делает. Он знает, что рисунок – это рисунок, а стихотворение – это стихотворение, пусть и не имеет представления о перспективе или стихотворных размерах.
Третья стадия – юность. На этой стадии творчество становится страстью, смыслом жизни, упоением в бою. Творец учится и понимает, что он учится. Он пишет, рисует, музицирует взахлеб, немедленно пуская в ход каждый только что освоенный прием. Он не согласен мириться ни с какими пределами, будь то пределы данного ему таланта, выбранного вида искусства или законов природы. Это время, когда невозможны компромиссы: победитель получает все – или пусть мир погибнет. Творец в это время, как отвязавшаяся пушка на палубе, никем не управляем. Он мчится от поражения к поражению, не отличая их от побед. Никто не знает, где он окажется в следующий момент, и меньше других – он сам. Он не понимает себя сам и не дает себе труда понимать других.