А вот другой, такой же. Предвоенного, 1940 года рождения, он рос на Смоленщине, через которую прокатились жестокие волны войны, и потому окончил только пять классов, работал прицепщиком, разнорабочим, пас телят, коров, но всегда стремился учиться, чтобы понимать жизнь и «сложно запутанные вопросы», «чтобы продолжать движение пусть даже не вверх, но вперед, к какой-то единой цели» и «вести борьбу за чистоту человеческой личности». Это все его слова, из его письма.
Потом он был назначен заведующим колхозной животноводческой фермой и отдался этому делу так, что «в кино некогда было сходить».
«Мне нравилась эта трудная работа. Конечно, не все шло гладко, но на то я и был начальник, чтобы вскрыть и ликвидировать плохое, заметить и распространить хорошее — в этом заключалась вся суть моей работы. Но что особенно меня влекло — это массы людские, быть всегда с людьми, которые относились ко мне с доверием. И здесь я многое понял для своих лет — что значит требовать и отдавать и вообще что значит быть начальником, хотя и небольшим. Я стал понимать правду и ложь, честность и справедливость».
Думающий человек, отдающий всего себя на устройство и улучшение жизни.
И вот еще один — тоже думающий и тоже отдающий, но видящий и то, что мешает устройству жизни.
Безотцовщина. Нередко она является почвой и причиной для разного рода падений и преступлений. Этот — наоборот: пройдя через все виды бедствий и испытаний, как бы назло судьбе, выковал в себе пуритански чистую и цельную личность. Помог начальник политотдела совхоза, в который забросила его судьба: «Голод, холод, все лишения забудутся, а трусость и подлость — никогда».
Отсюда и образ мысли: «Главное, чтобы человек… не стал рабом вещей», и образ жизни: на фронте, спасая офицера, он получил тяжелое ранение и из госпиталя вышел со второй группой инвалидности.
Наша переписка с ним длится уже десять лет, с 1969 года, и я мог бы многое рассказать о нем, о разных случаях и подробностях его жизни, говорящих о широте, о глубине и благородстве души этого человека, через призму которой он смотрел на всю жизнь, начиная с того, что ему, как рабочему человеку, ближе всего, — с продукта своего труда, которому он отдает все послевоенные годы:
«Завод наш выпускает кирпич для стройки жилищ, но самое больное у нас — это качество. Просто удивляюсь, что все 30 лет существования завода мы шумим, кричим, агитируем, а за свою продукцию приходится краснеть перед народом».
Человек краснеет, человек болеет — значит, человек живет, значит, это активная, самая ценная клеточка общества. Он всматривается, он вдумывается, он ищет причины и следствия:
«Рабочие ведь разные. Есть — хозяева, болеющие за производство, а есть как транзитные пассажиры. И руководители тоже разные… Жизнь-то в натуре оказывается сложнее, чем в книгах или в кино».
И мысль — хозяйская и заинтересованная — «в доме своем мы должны навести порядок».
Вот это и есть подлинный голос подлинного «Его Величества» рабочего класса, именем которого мы клянемся.
А вот голос горький, с упреком: