Су́чки. Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных

«Эмпирически настроенные биологи слышат страшное слово на букву “ф” и предполагают, что оно должно означать “идеологически мотивированное”, – сказала мне Сара Блаффер Хрди. – Что они, естественно, упускают из виду, так это то, насколько маскулинными были многие из их собственных предположений и насколько андроцентричными были теоретические основы их собственного дарвиновского мировоззрения».

Неужели Бейтман во всем ошибался? Может, и нет. Анизогамия, возможно, изменила эволюционные игры у определенных видов, но это не объясняет всего, что происходит с половыми ролями. Гаметы, различающиеся по размеру, являются лишь одним из многих факторов, влияющих на затраты и выгоды различных стратегий. Бейтман рассматривал половые роли как фиксированные: разборчивые и пассивные самки и неразборчивые и агрессивные самцы. Но картина, которая сейчас вырисовывается, такова, что половые роли не только более изменчивы, но и более гибки и подвижны, чем считалось ранее. Социальные, экологические и климатические факторы и даже случайные события – все это способно формировать природу этих ролей. Например, у многих видов сверчков доступность пищи может привести к смене половых ролей на всю жизнь, делая привередливых самок конкурентоспособными и заставляя расточительных самцов быть разборчивыми, если продовольствия мало.

Во всем животном мире самки устроили побег из поместья Playboy [20] и ведут раскрепощенную жизнь на благо себе и своему потомству, не испытывая при этом никакого стыда. Половые стереотипы Дарвина, возможно, были психологически идеальны для поколений ученых-мужчин, но сегодня они свергнуты армией самоуверенных самок соловьев, гульманов и дрозофил, а также интеллектуально уверенных самок, которые их изучают.

Самки всех видов выходят из тени, отбрасываемой жесткой парадигмой Бейтмана, и раскрывают множество половых стратегий, которые расширяют, а не ограничивают дарвиновскую концепцию полового отбора. В следующей главе мы встретимся с некоторыми ненасытными самками, чьи половые аппетиты убили всю романтику в совокуплениях и показали, что в основе отношений часто лежит не сотрудничество, а конфликт.

Глава 4 Пятьдесят способов съесть своего любовника: загадка полового каннибализма

Кто способен постичь разум паука?

Кит МакКеон, австралийский натуралист (1952)

Игра в соблазнение у многих самцов получается довольна неуклюжей. Ставки высоки, как и уязвимость ухажера. Для обеспечения успеха необходимы время, правильная техника и определенная доля наглости. Но когда объект вашего желания – свирепый хищник, который на завтрак пожирает существ, похожих на вас, поиск партнера превращается в танец со смертью.

Это особенно точное сравнение в случае самца золотого паука-кругопряда (Nephila pilipes). Самка – Голиаф для своего Давида-самца: примерно в 125 раз больше его массы и вооружена огромными клыками, которые выделяют мощный яд. Чтобы соблазнить самку, самец должен осторожно пересечь ее огромную паутину – череду растяжек, предназначенных для восприятия и передачи малейших вибраций, затем вскарабкаться на борт ее гигантского тела и совокупиться, и все это чрезвычайно аккуратно, чтобы не пробудить чуткий атакующий инстинкт самки. Шансы самца пройти все половые хитросплетения с сохранением жизни и конечностей в лучшем случае невелики. Для самца золотого паука-кругопряда половая неудача принимает форму ужасающей гибели: потенциальная любовница буквально высасывает из него жизнь за считаные минуты, прежде чем швырнуть его высохшую тушку вниз на растущую кучу несостоявшихся поклонников.

Известие о таком шокирующем поведении самок не ускользнуло от внимания Дарвина, хотя его отношение к этому ужасу весьма эвфемистично. В «Происхождении человека» он подробно описывает, что самец паука часто меньше самки, «иногда в необычайной степени», и должен быть чрезвычайно осторожен в своих «заигрываниях», поскольку самка часто «доводит свою застенчивость до опасной степени», что, я полагаю, является лишь одним из способов интерпретировать ее поведение.

В своем андроцентрическом отчете Дарвин в конце концов осмеливается изложить это, отметив, как коллега-зоолог по имени Де Гир видел самца, которого «в разгар подготовительных ласк схватил объект его внимания, окутал паутиной, а затем сожрал» – зрелище, которое, как он добавляет, «преисполнило его ужасом и негодованием».