Суд и ошибка

 — Не могу поверить, что такое происходит здесь, — заявил мистер Тодхантер. — Конечно, я слышал о том, что творится в редакциях популярных газет, но здесь, в «Лондон ревью»!...

 — Спросите Феррерза, спросите Огилви, да кого угодно, — предложил Уилсон.

 — Феррерза я уже спрашивал, — признался мистер Тодхантер, — но он отказался отвечать.

 — Само собой! — Уилсон обворожительно улыбнулся. — Феррерз считает, что лучше держать свое мнение при себе. К тому же он просто не мог говорить начистоту в присутствии Байла. Байл слишком уж болезненно воспринимает все, что он называет «абстрактной справедливостью», — проявил терпимость Уилсон, уже успевший поделиться своим мнением по вопросам исключительно практической несправедливости.

Подобная мысль посетила мистера Тодхантера, пока он рассеянно размышлял о справедливости, которая, конечно, может быть не только абстрактной, но и практической, как и несправедливость.

Мистер Тодхантер был расположен к Уилсону. Одним из его излюбленных удовольствий по средам было стоять в углу и виновато посмеиваться, наблюдая, как на Уилсона, которому пока недоставало авторитета Феррерза, наседает разъяренный Байл, желая узнать, почему его отборнейшие обличения опять были вычеркнуты, или обвиняя сотрудников редакции в растаскивании романов, на которые он давным-давно собирался настрочить рецензию. Беспомощные увиливания Уилсона «полно вам, не преувеличивайте!» доставляли ему злорадное удовольствие, поскольку юноша еще не овладел жизненно необходимым искусством убедительного уклонения от прямых ответов. Именно поэтому мистер Тодхантер был склонен верить оценке ситуации, услышанной от Уилсона, и эта оценка встревожила его. Происходящее было чуждо самой атмосфере «Лондон ревью», ибо мистер Тодхантер, как и все прочие сотрудники, особенно гордился репутацией и традициями журнала и тем, что он служит в нем.

 — Боже мой, боже мой... — бормотал он, и на его костлявом личике отражалось беспокойство. — Неужели лорд Феликсбурн не знает, что творится в редакции?

 — И знает, и нет. Он дал этому мерзавцу полную свободу действий, и тот вряд ли пожелает расставаться с ней.

 — Но если на время забыть о несправедливости, если все так плохо, как вы говорите, последствия должны быть ужасны, верно? Не представляю, где все эти люди будут искать работу. А ведь у многих есть жены и дети, как у Огилви!

 — Это-то и есть самое худшее из последствий! — почти вскричал Уилсон. — Половине уволенных вообще не светит найти новую работу — они слишком стары. Возможно, Огилви еще повезет, ведь он пользуется известностью, но сомневаюсь, что он отважится начать поиски. Повторяю, потрясение было слишком сильным.

Мистер Тодхантер кивнул. Внезапная мысль посетила его и была такой отчетливой, что у него перехватило дыхание, и он вспомнил про аневризму, о которой совсем забыл за последние десять минут сильных эмоций.

 — Имейте в виду, — продолжал Уилсон, — я не говорил, что были уволены только те, кто никак не заслуживал подобного обращения. Отсутствия одного-двух из них редакция даже не заметит. Но остальные десять...

 — Неужели так много? — рассеянно переспросил мистер Тодхантер. Он размышлял, как воспринял бы юный Уилсон известие о том, что через три-четыре месяца его собеседника уже не будет в живых. Мистер Тодхантер испытал нелепое желание исповедаться и насладиться бесхитростным сочувствием Уилсона.

 — Даже больше. И еще дюжина со страхом ждет увольнения. Армстронгу все равно. Фишманн назначил его редактором, и он дочиста вылизывает ему ботинки каждое утро, являясь в кабинет. Для нас это неслыханно. Боже милостивый, мы вдруг превратились в редакцию какой-нибудь «Дейли уайр»!

Мистер Тодхантер вытянул шею вперед и впился взглядом в лицо юноши.

 — А если избавиться от самого Фишманна?

Уилсон хрипло рассмеялся.

 — Это невозможно. Уволить его может только он сам, а он этого ни за что не сделает.

 — Предположим, серьезная болезнь вынудит его оставить службу. Кого тогда назначит лорд Феликсбурн на его место — может, кого-нибудь еще похуже? — спросил мистер Тодхантер, вспомнив о Гитлере и политических движениях, время которых еще не прошло.

 — Хуже уж некуда, — отозвался Уилсон. — Но если серьезно, Феликсбурн не стал бы жалеть о нем. Так или иначе, я твердо убежден, что никого другого на эту должность он не назначит. Мы опять будем предоставлены сами себе. Без Фишманна Армстронг долго не продержится. Когда же «Лондон ревью» возглавит порядочный человек вроде Феррерза, мы опять станем такими, как прежде.

 — Вроде Феррерза?

 — О да, следующим редактором будет он. Он давно значится первым в списке кандидатов на эту должность, а Феликсбурну хватает ума ценить опытных сотрудников. В сущности, Феррерз может стать и главным редактором всей компании. Вот почему его не уволили, как остальных, хотя он наотрез отказался пресмыкаться перед этим мерзавцем. И это, — чистосердечно признался Уилсон, — единственная причина, по которой я до сих пор не уволен: в первую же неделю я высказал Фишманну все, что о нем думаю, а Феррерз спас меня. Только Богу известно как!