Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал

Рассказав о преступлениях и аморальных деяниях отдельных подсудимых – и наградив их такими гомеровскими эпитетами, как «двуличный Риббентроп», «фанатик Франк», «великий инквизитор Кальтенбруннер», «духовный отец и проповедник теории „расы господ“ Розенберг» и т. д., – Джексон закончил свою речь напоминанием о том, насколько высоки ставки. Трибунал обязан признать подсудимых виновными. Вынести иной вердикт означало бы объявить, что «не было войны, не было убийств, не совершалось преступлений»[1220]. Его слова произвели желаемый эффект. Британский офицер Нив, который считал допросы Джексона «неумелыми», нашел эту речь «великолепной». Осыпав ее комплиментами, но также указав на ее намеренную театральность, Нив заметил, что она «создавала атмосферу голливудского суда»[1221].

Затем в тот же день Шоукросс произнес британскую заключительную речь и начал с того, что всеми силами постарался дистанцировать Великобританию от других стран-обвинителей. Он сказал суду, что каждая делегация подготовила свои замечания самостоятельно, так чтобы Трибунал и ее собственная страна «знали, на каком основании мы требуем осуждения этих людей». Британцы и американцы, несмотря на их близкое родство, по-разному представляли себе главные цели нацизма. Джексон подчеркнул, что главным преступлением была неспровоцированная военная агрессия в Европе, а Шоукросс заявил, что тягчайшей виной подсудимых было «холодное, расчетливое и преднамеренное стремление уничтожить народы и расы». Он сказал об убийствах, происходивших в концлагерях «подобно серийному производству». Он также осудил возрождение рабства в Европе, когда мирных жителей «увозили из-под родного крова» и обращались с ними «как с животными, которых морили голодом, избивали и умерщвляли»[1222].

В ответ на заявления Рафала Лемкина, Богуслава Эчера и других восточноевропейских юристов – и развивая аргументацию Максуэлл-Файфа, которую тот выдвинул в ходе допроса Константина фон Нейрата, – Шоукросс использовал термин «геноцид» для характеристики нацистского «сознательного и систематического плана» уничтожения народов и культур. Он сослался на доказательства преступлений айнзацгрупп и того, что творилось в Аушвице. Но он также напомнил Трибуналу, что геноцид не ограничивался убийствами евреев и цыган. (Именно это подчеркивала советская делегация с самого начала процесса, хотя и не применяла термин «геноцид».) Шоукросс подчеркнул, что нацисты совершали геноцид в Польше, Советском Союзе, Югославии, Чехословакии и Эльзасе-Лотарингии «в разных формах». Польская интеллигенция, по его словам, подвергалась «открытому уничтожению», тогда как в Эльзасе нацистами предпочтение отдавалось депортации. В оккупированной немцами части Советского Союза применялась техника доведения до голодной смерти; в Богемии и Моравии нацисты практиковали политику принудительной германизации[1223].

Джексон и Шоукросс переключили внимание мира вновь на чисто количественный размах нацистских преступлений. Лондонская «Таймс» сообщила, что МВТ запомнится в истории благодаря «исследованию такого преступления, как „геноцид“, новой правовой концепции, источником которой останется Нюрнберг»[1224]. Однако все еще высказывались сомнения по поводу суда победителей. Тем более что в последние дни мировую прессу наполняли истории об ограблении Восточной Европы Советским Союзом; в одной из статей сообщалось, что Красная армия систематически вывозит из Венгрии «жизненно важные продукты и промышленное сырье»[1225]. Додд в письме домашним отметил, что во время двух первых заключительных речей размышлял не только о советском, но и о британском лицемерии; он думал о том, что происходило в недалеком прошлом в Ирландии и других британских колониях, и «о том, что, вероятно, все еще происходит в Индии»[1226]. Додд, как и многие другие американцы, находился в плену идеи американской исключительности – удобно забывая историю рабства и империализма в своей собственной стране, а также ее политику в отношении коренных американцев.

В понедельник 29 июля, как раз когда во Франции начиналась Парижская мирная конференция, французские обвинители произнесли в Нюрнберге свои заключительные речи. Огюст Шампетье де Риб прямо выступил против обвинений в суде победителей, подчеркнув, что Трибунал исключил все, что «могло бы показаться продиктованным чувством мести». Во имя исторической истины Трибунал зафиксировал не только преступления нацистов, но и «колебания, слабость, упущения миролюбивых демократий». Как и Шоукросс, он выделил преступление геноцида, но удержался ближе к дефиниции, данной в Обвинительном заключении, – подчеркнул «научную и систематическую» природу мер нацистов по уничтожению групп, чье существование «препятствовало гегемонии германской расы». Он добавил, что эта попытка ликвидировать целые народы была преступлением «столь чудовищным», что для нее потребовался новый термин[1227].