Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал

Конечно, еще многое предстояло сделать – в частности, заслушать свидетелей защиты обвиняемых организаций. Но сначала обвинение снова предстанет перед Трибуналом и представит свои последние аргументы против бывших нацистских лидеров. Весь последний месяц обвинители торговались за порядок и тематический охват этих выступлений, иногда весьма напряженно. Руденко хотел, чтобы последнее слово осталось за СССР, но также тревожился, что американцы и британцы опять украдут его громы и молнии. Он предложил, чтобы заключительные речи произносились в том же порядке, что и вступительные, но с тем ограничением, чтобы каждый обвинитель резюмировал только аргументы и доказательства, представленные его собственной делегацией[1215]. Максуэлл-Файф заверил Руденко, что британцы не будут затрагивать аспекты дела, входящие в зону ответственности советской делегации. Он также попросил Руденко поддержать его собственное предложение – дать произнести первую заключительную речь Хартли Шоукроссу. Руденко согласился, но Джексон выступил против этой идеи. В конце концов Джексон победил на всех фронтах: заключительные речи будут произноситься в том же порядке, что вступительные, и каждый главный обвинитель сможет говорить о любых или даже обо всех пунктах обвинения[1216].

* * *

Утром 26 июля Джексон все еще вносил поправки в свою речь. Он продолжал шлифовать текст еще по дороге во Дворец юстиции[1217]. Каждая фраза должна была вызывать резонанс; речь должна была быть идеальной. Приехав, он увидел, что зал суда набит битком и напряженно ждет.

Джексон был в своей стихии – судебный адвокат, готовый произнести самую важную заключительную речь в своей жизни. Он поднялся на трибуну и начал с того, что решительно защитил право победителей судить побежденных. Он объявил, что Германия капитулировала, «но еще не подписан мирный договор». МВТ как военный трибунал знаменует собой финальную фазу военных усилий союзников. В то же время Джексон вознес хвалу справедливости победителей, которые, как он снова напомнил всем, дали подсудимым возможность «предстать перед судом такого рода, право на который в дни их процветания и славы они не предоставляли никому». Будущим поколениям никогда не придется задаваться вопросом, что могли бы сказать нацисты в свою защиту, продолжал он. «История будет знать: все, что они могли сказать, им было позволено сказать».

Как и ожидалось, Джексон посвятил свою речь в основном пункту обвинения в заговоре (Раздел I Обвинительного заключения). Он рассказал, как каждый подсудимый сыграл свою часть в реализации «общего плана» преобразования Европы. Джексон назвал преступления против мира главными преступлениями подсудимых и отметил, что военные преступления и преступления против человечности были второстепенными, но абсолютно необходимыми для осуществления военных планов Гитлера. Программа рабского труда обслуживала промышленность и сельское хозяйство, а те в свою очередь поддерживали военную машину; концентрационные лагеря, куда гестапо поставляло людей, поддерживали на плаву военную промышленность. Он также заявил о том, что преследование евреев было неотъемлемой частью нацистских военных планов. Первоначально Гитлер использовал антисемитизм для политической мобилизации немецкого народа; затем рабский труд евреев применялся в военной промышленности[1218].

Полагая, что США должны будут играть главную роль в послевоенной Европе, Джексон в своей речи не щадил чувств своих британских и французских коллег. Он винил европейскую политику 1920-х и 1930-х годов в провоцировании подъема НСДАП. В то же время он настаивал, что это неважно, потому что Трибунал собрался не для того, чтобы судить «мотивы, надежды и разочарования», которые могли подтолкнуть Германию к вторжениям в соседние страны. Победители могут признать, что Версальский мир создал для Германии тяжелые проблемы; могут даже признать, что мир не предложил Германии решений, которые были бы «достойной и реальной заменой войне». Но, по мнению Джексона, это не меняет преступного характера «агрессивной войны» (аналогичный аргумент выдвигал несколько лет назад Арон Трайнин). Джексон снова напоминал о 1930-х годах, отвергая заявления защиты о превентивной войне. Германия противостояла Европе, которая не только «не хотела нападать», но и «дошла до грани позора, если не перешла ее, лишь бы купить мир»[1219].