– Неужто нужно играть в эту игру? – Страстный голос Бексли не дрожит, даже когда она хватает его за затылок нежной рукой. Капитан – довольно рослый мужчина, а она маленькая, хрупкая девушка, и все же его плечи тут же опускаются от покорности. – Мой друг дорого заплатил за пару незначительных подробностей. – Ее свободная рука скользит под стол, касаясь его колен, а затем развязывает шнурки его штанов. – Думаю, тебе стоит дать ему еще парочку.
С губ Кэйдерса срывается медленный, уверенный выдох.
– Она назвалась Джесиндой.
Должно быть, это вымышленное имя. Я бы использовала такое, если бы была ею.
– А она сказала, куда направится после того, как покинет твой корабль?
Кэйдерс сглатывает, когда Бексли придвигается ближе, прижимаясь к нему всем телом. Ее рука под столом теперь движется в ровном ритме.
Думаю, именно это и имел в виду Зандер, говоря о методах Бексли.
– Не спрашивал, и моя команда по большей части держалась от нее подальше. Они не в восторге от заклинателей. Терпят наших, ведь те обеспечивают нам гладкое плавание. Но у нее на шее был золотой ошейник. Моя заклинательница ветра сказала, что этот был очень сильным.
Мы с Зандером обмениваемся понимающими взглядами. Она определенно элементаль. Должно быть, Янка.
– Есть что-нибудь еще, что ты мог бы нам рассказать об этом заклинателе? Хоть что-то?
Бексли наклоняется, покусывая зубами кожу под его ухом.
– Ты демоница, – бормочет себе под нос Кэйдерс, его веки тяжелеют от возбуждения. Ее ответное хихиканье неожиданно девчачье, и это вызывает у грубого зверя легкую улыбку.
Я тыкаю Зандера локтем в бок и киваю на мешочек, зажатый между его ног, но он качает головой, стиснув челюсти. Я раздражаюсь от его упрямства. Мы вот-вот навсегда потеряем внимание Кэйдерса и всю информацию, которую он может дать. Я импульсивно лезу в сумку. Тело Зандера напрягается, но я игнорирую его реакцию и неудобное положение руки, и беру пригоршню монет, а затем бросаю их на стол.
Звук разлетающегося золота привлекает внимание Кэйдерса, на мгновение выводя его из похотливого оцепенения.
– Можете нам рассказать что-нибудь еще? – с нажимом спрашиваю я.
Кэйдерс неровно дышит.
– Она спрашивала об ибарисанской принцессе.
– Что насчет нее?
– Если слухи верны, король все еще планирует жениться на ней.
Пальцы Кэйдерса тянут шнурки, связывающие платье Бексли спереди.
– Думаю, мы здесь закончили. – Зандер прикрепляет к бедру свой гораздо более легкий мешочек для монет.
– Моя плата? – спрашивает Бексли.
– Я позабочусь о том, чтобы ты получила место на трапезе. Даю слово.
– Приятно иметь с вами дело.
Аттикус просовывает голову сквозь занавески.
– Боз только что вошел в дверь.
Зандер выплевывает ругательство.
– Направо, и следуйте по коридору, пока не дойдете до переулка, – говорит Бексли. Ее насыщенные фиолетово-голубые глаза останавливаются на мне и задерживаются до момента, пока она не обнажает клыки. Они выскальзывают из ее верхней челюсти – смертоносные, но удивительно хрупкие. Их невероятная белизна мерцает в свете фонаря, будто драгоценности.
Я изо всех сил стараюсь сохранять безразличное выражение лица, но мое сердце пускается вскачь. Эти клыки не такие ужасные, как я думала поначалу. Однако все еще угрожающие.
Кэйдерс хватает Бексли за узкую талию и тащит ее к себе на колени, сдергивая слои ее платья. Она обвивает его бедра своими, и с его первым стоном можно с уверенностью предположить, что он погрузился в нее. И им совершенно плевать на аудиторию.
Мои щеки пламенеют, пока пробираюсь к выходу, но в это время я успеваю увидеть, как Бексли осторожно вонзает клыки в крепкую шею Кэйдерса, вызывая у него второй гортанный стон.
Зандер хватает меня за руку и вытаскивает как раз в тот момент, когда Бексли начинает покачивать бедрами. Я импульсивно хватаю со стола три золотые монеты и сую их во внутренний карман плаща.
Аттикус идет впереди, ведя нас вправо, как было приказано. Мы несемся по залу, минуя множество занятых кабинок. К тому времени, когда мы выходим в переулок, пахнущий гнилым мусором и мочой, я успеваю стать свидетелем по крайней мере дюжины Нетленных, питающихся людьми, некоторые из них в совокупляющих позах.
– Элисэф сказал, что это таверна.
Аттикус усмехается.
– Так и есть.
– Если таверна – значит бордель.
И даже не респектабельный, с отдельными комнатами.
– Где мы, по-твоему, могли бы добыть важнейшую информацию? В рыночной палатке? – Аттикус самодовольно улыбается, а его глаза бегают по мне сверху вниз. – Это было слишком для твоей нежной натуры?
– Я не нежная, – огрызаюсь я. – Я видела более чем достаточное количество непристойностей – минеты за магазинами, мастурбация у стены в клубе, секс в тени общественного парка или в грязных кабинках туалетов метро. – Просто не ожидала такого.
Зандер осторожно натягивает капюшон на мои волосы, а затем берет меня за руку. У него странно задумчивое выражение лица.
– Нам нужно вернуться к лошадям.