И вот через некоторое время мне предложили поставить картину во Втором творческом объединении, где я снялся в фильме «Человек на своем месте». Сценарий был о рабочем классе, что-то об испытателях автомобилей, ни много ни мало – совместный проект с Чехословакией. Я покрутил в голове историю, прикинул, какое может получиться кино, и со всем своим ригоризмом и бескомпромиссностью решил: это не то, что я хочу. А хочу я снимать вполне конкретную вещь – «Требуется доказать», хотя моё сочинение даже к рассмотрению нигде не принимали.
И вот в 1974-м – новое предложение «Мосфильма»: сценарий, написанный Семёном Лунгиным, «Розыгрыш»…
В те времена существовало понятие «сценарий трудной судьбы». Эту формулу, не без некоторой позы, применяли в отношении произведений, отвергнутых по идеологическим, цензурным соображениям. Именно к таковым и относился сценарий Лунгина. В нём шла речь о школьниках, которые организовывают вокально-инструментальный ансамбль, и как раз это обстоятельство оказалось проблемой. Только что на экраны вышел фильм Динары Асановой по сценарию Юрия Клепикова «Не болит голова у дятла», картина получила хорошую прессу, считалась в киношной среде чуть ли не образцовым фильмом для подростков. Там по сюжету главный герой мечтает стать барабанщиком, учится играть на ударных и в конце концов оказывается участником ВИА. Эта в общем-то безобидная история вызвала негодование какого-то крупного партийного деятеля (была ещё версия, что не столько ему самому кино не понравилось, сколько его тёще). Возможно, показалась предосудительной любовная коллизия, не рановато ли, мол, семиклассникам влюбляться. Возможно, вызвал протест жанр использованной в фильме музыки, но, как бы там ни было, последовал негласный запрет на музыкальное кино для юношества.
Не могу сказать, что молодёжная музыкальная культура занимала в моей жизни значимое место. Я, например, плохо себе представлял, что такое «Битлз», первый раз услышал о них в 1964 году во время нашего с Верой «свадебного путешествия» в Прибалтику. В Юрмале мы стали свидетелями сцены, когда к солидному мужчине пристали какие-то молодые ребята и вызывающим тоном стали допытываться: «Вы согласны, что „Битлз“ – новое слово в музыке?..» В своих суждениях о «Битлах» я исходил из оценок нашей прессы, а потому относился к ним настороженно. Песен их не слышал, магнитофона у меня не было, а пластинки я собирал в основном с классическим репертуаром: самообразовывался. Верины родители подарили нам радиолу, я слушал музыку, развивал вкус, учился разбираться в классике, и, казалось, с мёртвой точки никогда не сдвинусь, но в какой-то момент осознал, что количество перешло в качество, я способен, наконец, отличить Прокофьева от Стравинского, а Бетховена от Малера. Вокально-инструментальных ансамблей в сфере моих музыкальных пристрастий не имелось, да и в целом сценарий «Розыгрыша» не был тем, что я хотел бы снимать, но, отказываясь от очередного предложения киностудии, я бы выглядел разборчивой невестой, которая имеет реальные перспективы помереть старой девой.
И я согласился, хотя возникла ещё одна проблема – мне дали сопостановщика – оператора, который по состоянию здоровья (недавно перенёс инфаркт) не мог больше возиться с тяжёлой кинокамерой, и студия нашла выход – перевести ценного сотрудника в режиссёры.
Мы начали встречаться у Лунгина, обсуждать детали предстоящей работы, я делился своими соображениями с драматургом, а вот сопостановщик мой помалкивал. Для него это была первая картина в качестве режиссёра, у меня к тому времени и то больше опыта накопилось. И тут прихожу к Лунгину в очередной раз и выясняется: позвонили с «Мосфильма» – мой напарник умер сегодня ночью.
Делать нечего, мы продолжили работать с Лунгиным вдвоём, но на студии, видимо, не слишком верили в мою профессиональную состоятельность и решили дать дебютанту другого сорежиссёра, на этот раз более опытного – Александра Гордона. Гордон был знаменит в первую очередь тем, что учился вместе с Тарковским, сделал с ним в соавторстве две учебные работы, и во ВГИКе даже какое-то время сомневались, кто в этой паре ведущий, а кто ведомый. Но позже Тарковский самостоятельно снял «Каток и скрипку», потом последовало «Иваново детство», и началась большая жизнь в искусстве, а Гордон оказался на киностудии «Молдова-фильм», делал там кино с претензией на экспериментаторство, хотя и вполне советское по содержанию, а потом вернулся в Москву, и ставить бы ему «Розыгрыш», но этому воспротивился зампред Госкино Борис Владимирович Павлёнок, который Гордона невзлюбил по каким-то причинам с давних времён и потому отстранил его от картины, что, безусловно, было чудом, потому что без этого авторитарного решения руководства, пожалуй, не стал бы я режиссёром. Уверен, начни мы снимать «Розыгрыш» в тандеме, наверняка в какой-то момент возник бы конфликт, скандал, отстранили бы обоих и назначили матёрого киношника, который бы завершил работу без всякой головной боли для начальства.