Судьба протягивает руку

Мы уже стали выходить из кабинета, и тут Борис Владимирович попросил меня задержаться. Когда остались вдвоём, он сказал: «Володя, я же предупреждал… Они же сдали вас через десять минут после нашего прошлого разговора… Зачем вы это сделали?»

Думаю, я успел и побелеть, и покраснеть, а потом выдавил: «Простите, больше это не повторится». И действительно урок оказался поучительным. Возле кабинета Павлёнка меня снова ожидал Лунгин, который стал допытываться: «Ну что, что он сказал?» Я ответил холодно: «Он сказал, что я слишком много треплюсь».

Из Госкино я уехал на «Мосфильм» и провёл на киностудии весь день. Периодически, выходя из своего кабинета, я замечал в конце длинного мосфильмовсого коридора Лунгина. Освободился я, как всегда, поздно, иду, наконец, к выходу, ко мне бросается Лунгин и прямо трясётся весь: «Володя, это не моя вина, я знаю, кто это сделал, простите…» Я сказал: «Да ладно, чего уж там…»

С искренним удивлением отношусь к коллегам, которые, только начав работу над картиной, делают многообещающие заявления, подробно рассказывают о сути замысла, анонсируют, каким будет фильм. Конечно, в значительной степени это связано с рекламой кино: сегодня продюсеры заставляют режиссёров обнадёживать публику, принимать участие в продвижении фильма, и, хотя курочка покуда в гнезде, а яичко ещё глубже, они уже бегут со сковородками жарить яичницу.

Такая практика не только противоречит моим представлениям о приличиях, но кажется неверной ещё и потому, что, начиная картину, я могу даже не знать её финала, я даже не очень уверен, что она вообще будет снята. Какие могут быть анонсы, какие авансы – впереди столько препятствий, которые ещё совершенно неизвестно, получится ли преодолеть.

«Розыгрыш» делался мной с не очень сильной командой, хотя вообще «Мосфильм» – мощная фирма, службы там работали по высокому классу, но начинающего режиссёра обеспечивали по остаточному принципу и прихоти его удовлетворять не спешили. Я хотел, например, взять себе оператором Лёшу Родионова, с которым снимал фильм к юбилею ВГИКа, но мне дали другого. Та же история с художником по костюмам, звукооператором, другими специалистами. Слава богу, за постановщиком хотя бы оставался выбор актёров, а ведь сегодня режиссёр такой привилегии не имеет – ему артистов продюсер подбирает, зачастую руководствуясь критерием «медийности», а порой и совсем уж малопонятными соображениями. Для современного режиссёра это, пожалуй, главное ограничение – не только унизительное, но и попросту мешающее решать профессиональные творческие задачи.

Следишь за тем, как сегодня устроен кинопроцесс, и понимаешь: из американского кино мы почерпнули самое вредное и необязательное, без критического осмысления, хотя многие их традиции действительно достойны подражания. Система вывернута у нас наизнанку, потому что, как правило, наш так называемый продюсер не вкладывает ни копейки своих денег, он – доставала, распорядитель чужих финансов, но гонора и самомнения у него столько, как будто он собственным трудом заработал миллионы и снял в Голливуде с десяток фильмов. Продюсеры у нас набрали такую силу, так заматерели, что молодым ребятам в кино уже не пробиться. Я вижу, в каком унизительном положении находятся режиссёры, как они вынуждены пресмыкаться перед продюсерами, но ведь делать нечего: для режиссёра это единственный хлеб, ему семью кормить надо.

27 О том, как пригодилась заветная тетрадь, о неожиданном внимании народной артистки СССР, пробах, ставших легендой, вкусных обедах Зиновия Гердта и формальных приёмах в кинематографе