Снимая свою первую картину, я выбирал артистов самостоятельно, а редкие несовпадения с мнением руководства по той или иной кандидатуре не могли повлиять значительно на конечный результат. Сейчас, когда по телевизору попадается «Розыгрыш», смотрю и думаю, что нам удалось собрать хорошую актёрскую команду – интересных симпатичных мальчиков и девочек. Превосходно проявили себя Наташа Вавилова, Дуся Германова, но главная удача, безусловно, Дима Харатьян, который сыграл блестяще, а ведь парень был без опыта, пришёл с улицы, и вообще-то я сомневался, надо ли брать его на роль Грушко. Он мне понравился сразу, но казалось, что типажно больше подходит другой мальчик. По своей неопытности я ещё не знал, что умствования в этом процессе не очень уместны, а сомнения одолевают ровно до того момента, как начал вплотную работать с артистом. Через пару съёмочных дней ты уже представить не можешь, что недавно сомневался, потому что уже полностью сжился, сроднился с исполнителем. Сближению с юными актёрами способствовало и то, что я проводил с ними кучу времени, работал, как говорится, играющим тренером, каждому показывал роль от начала до конца, мы даже делали своеобразные «радиоспектакли», мне было очень важно, чтобы реплики воспринимались органично на слух, и ребята играли сцену, а я слушал магнитофонную запись, и только когда всё оказывалось точным по интонации, пускал их на съёмочную площадку.
Ещё мне нужно было подобрать актрису на роль классной руководительницы, и в этом вопросе мне, наконец, пригодилась заветная тетрадка – символ моей самонадеянности, где я ещё студентом Школы-студии МХАТ на полном серьёзе каталогизировал артистов, с которыми хотел бы поработать. В списках была отмечена актриса МХАТа Ханаева, и я решил пригласить Евгению Никандровну на главную роль математички. Она была в числе первых выпускников Школы-студии МХАТ 1947 года, а когда я взял её в «Розыгрыш», ей было 55. Принимая решение, я не помнил её незначительных ролей в кино, в том числе в «Монологе», где она сыграла эпизодическую роль, густо окрашенную немецким акцентом. Я ориентировался на запись в тетрадке и воспоминания о мхатовском спектакле «Мещане», который посмотрел в 1965 году – это был дипломный спектакль их курса, 1947 года. В Художественном театре Ханаева вниманием режиссёров избалована не была и, когда пришла по моей просьбе на «Мосфильм», то сразу же, смущаясь, спросила, не перепутал ли я её с кем-нибудь, напомнив, что значительных работ в кино у неё нет. Я сказал: «Нет, не перепутал», а сам приглядывался, прислушивался и понимал, что артистка ну просто в десятку, что Ханаева с её лицом и манерой – идеальный образ учительницы. Я был просто счастлив своей находкой, но тут случилось непредвиденное. Мне предложили вместо Ханаевой другую актрису, по-настоящему знаменитую. Это было, несомненно, формой давления на начинающего режиссёра, однако у обратившихся ко мне кинофункционеров имелись вполне резонные мотивы. Дело в том, что у «Мосфильма» была Студия киноактёра, где числились в штате и получали зарплату множество артистов, а потому вполне логично привлекать к работе именно их, а не кого-то со стороны. Правда, такая логика нередко вступала в противоречие со взглядами постановщиков, да и, как правило, сами артисты Студии то и дело позволяли себе встать в позу и отказаться от роли. С такой ситуацией я сталкивался неоднократно, предлагая кому-то из штатников работу, а они в ответ оскорблялись, дескать, я не тем тоном обращаюсь, не те роли предлагаю, без соблюдения церемоний.
Каким-то образом в Студии киноактёра прознали о «Розыгрыше», мне позвонил её директор по имени Адольф и сообщил: «Вашим сценарием заинтересовалась Смирнова». Ничего себе: народная артистка Советского Союза Лидия Николаевна Смирнова хочет играть в моём фильме, и мне это доносят уже, по сути, в форме директивы. К счастью, я был глуп и не принял «звонок сверху» за неприемлемое вмешательство в художественный процесс, а просто подумал: «Ну что же, мы сделаем пробы и проверим, кто лучше». Я был абсолютно уверен: моя кандидатура намного выигрышнее, точнее.
Вообще у меня получились очень хорошие пробы. По сути, вышло отдельное произведение, созданное хотя и скупыми средствами, но изобретательно. Пробы происходили в большом павильоне, я задействовал почти всех участников картины. Эпизоды с учениками организовал так, чтобы по окончании сцены камера не выключалась и у меня была возможность продолжить общение с ребятами. В результате удалось зафиксировать юных артистов раскрепощёнными, когда они произносят реплики «от себя», и выглядело это очень органично.