Судьба протягивает руку

Мы выстроили пусть и очень условную, но всё-таки декорацию, в которой было проще существовать, в павильоне звучала музыка. Мы установили условные двери с надписью «Учительская», куда по очереди входили, чтобы сыграть свою сцену, Лидия Николаевна Смирнова и Евгения Никандровна Ханаева. Потом на монтаже какие-то эпизоды я давал целиком, а некоторые нарезал так, чтобы одна и та же реплика шла сначала в варианте Смирновой и тут же, встык, в версии Ханаевой. В итоге получился не просто рабочий материал, не просто подспорье для принятия решения по выбору артиста, но и увлекательнее зрелище.

На показах мы синхронизировали плёнки со звуком, изображением и музыкальным оформлением, так что возникало целостное представление о возможностях исполнителей, о драматургическом материале и режиссёрских задумках.

К сожалению, плёнку смыли, переработали на серебро, и моя творческая затея осталась существовать только в пересказах и легендах. Уверен, сохранись они для истории, сейчас бы смотрелись не просто как любопытный артефакт истории кино.

Традиции и нравы того времени предполагали, что роль математички должна достаться Лидии Смирновой. Начинающему режиссёру не стоило рассчитывать, что к нему станут всерьёз прислушиваться, хотя я выступал на худсовете и доказывал, что Ханаева лучше. Слова мои особого веса не имели, но пробы оказались настолько убедительны, что кандидатуру Евгении Никандровны невозможно было не принять. Помню, после худсовета ко мне подошёл Даль Орлов, в то время главный редактор Госкино, и сказал: «Ну, честно скажите, вы специально так плохо сняли Лидию Николаевну?» Я был изумлён такой постановкой вопроса, потому что даже в голову мне не могла прийти подобная интрига.

Конечно, если бы утвердили Смирнову, я снимал бы её, но кино серьёзно проиграло бы без Ханаевой, с её неповторимым обаянием, с её простым, немного комичным лицом. И то, что Евгению Никандровну утвердили, стало, безусловно, пусть и маленьким, но чудом.

Этими пробами мне удалось доказать право на профессию, ведь на «Мосфильме» плохо представляли, смогу ли я вообще сделать что-то стоящее. Именно тогда, по сути, и состоялось моё благословение в режиссёры.

Покуда директор картины Маслов искал способы, как меня прищучить, я разрывался на части, потому что проблемы возникали на каждом шагу, и каждая из этих проблем требовала моего непосредственного участия – с декорациями, реквизитом, светом и, разумеется, с актёрами, в том числе и с актёрами состоявшимися, известными, потому что попробуй им просто сказать: «Ну всё, работаем». Нет, маститый актёр требует к себе особого внимания, ждёт, когда ты лично ему уделишь время. На площадке мне от них доставалось, а тут ещё и директор палки в колёса вставляет, не знаешь, откуда ждать подвоха.

К какому эпизоду ни приступаем – по его ведомству накладка. Особенно запомнился момент, когда должны были снимать в школе. Поначалу предполагалось задействовать новую, современную школу, но позже, проезжая как-то неподалёку от Арбата, я заметил гимназию в старинном стиле, и в итоге выбрали её. Это было эффектное строение начала ХХ века в Староконюшенном переулке. Мне понравилось, что там красивая лестница, широкие коридоры, просторные классы. Мы знали, что будем снимать в весенние каникулы, когда школа свободна, но приехав туда с оборудованием и артистами, обнаружили, что в здании идёт ремонт.

Я хватаюсь за голову, обращаюсь к директору фильма: «Как же так?» А он как будто ни при чём. Еле-еле мы эту ситуацию разрулили, съёмки прошли, где предполагалось, но впереди нас ожидало ещё множество разнообразных накладок. Я был вынужден даже обратиться к директору творческого объединения, рассказать, что вместо помощи сталкиваюсь с настоящим вредительством, но жалобы оказались бесполезными…

Разумеется, кроме разочарований, нестыковок и нервного напряжения, были на «Розыгрыше» и приятные моменты. Я довольно много общался с Зиновием Ефимовичем Гердтом, очень симпатичным человеком, его квартира была неподалёку от «Мосфильма», и он меня приглашал к себе на очень вкусные обеды. У нас нашлись общие знакомые, например, Петр Тодоровский, с которым я тоже дружил, а ещё в компании у нас были Гарик Бардин, сыгравший учителя французского, Наташа Фатеева, исполнившая роль завуча, Муза Крепкогорская – тоже представитель педагогического коллектива, кстати, одна из самых требовательных артисток, непрестанно привлекающая к себе внимание режиссёра.

А ещё «Розыгрыш» запомнился мне работой с Лёшей Борзуновым, моим талантливейшим однокурсником по Школе-студии МХАТ. Лёшу я взял на небольшой, но яркий эпизод: он сыграл милиционера. Правда, во время съёмок я с удивлением обнаружил, что за прошедшие годы как актёр он, пожалуй, не вырос, а ведь в студенческие времена и сомнений ни у кого не возникало, что это как минимум второй Табаков.