Судьба протягивает руку

И вот, когда я был в Орле, до меня стали доносится сведения из Москвы, что «Розыгрыш» пользуется большой популярностью на внутристудийных просмотрах, что толпы перед залом собираются. Конечно, было приятно такое слышать, но особого значения реакции на свой первый фильм я не придавал, потому что гордости в связи с этой картиной не испытывал. Я думал, что настоящим кино будет моя следующая работа, а «Розыгрыш» – так, разминка.

Произошло и ещё одно важное событие, о котором я узнал значительно позже и оно, скорее, является частью воспоминаний Веры Алентовой.

Предыстория такая: однажды я зашёл за Юлей, чтобы забрать её на воскресенье, и Вера мне сказала, что скоро они поедут в Крым. Я обрадовался, ведь поезд идёт через Орёл, а я как раз там буду на съёмках, и попросил Веру сообщить, когда купит билеты, а я подойду на вокзал к поезду… Вера и не подумала мне ничего сообщать, но когда их поезд остановился на орловском вокзале, дочка, глядя в окно и чуть ли не роняя слёзы, сказала, вздохнув, как бы самой себе, но Вера это услышала: «Здесь мой папочка…» И поезд поехал дальше.

Скорее по инерции я продолжал жить у Оли, то и дело обещая, что скоро съеду, но не такая это простая задача – найти съёмную квартиру, тем более при моей занятости, а особенно когда идут съёмки, ведь для меня фильм – это война, и не какая-нибудь маленькая победоносная, а затяжная, с непрогнозируемым результатом, полной мобилизацией и окопной правдой.

Едешь с утра на «Мосфильм», поднимаешься на свой этаж, и сразу тебя хватают: здесь надо посмотреть, тут необходимо принять решение, с этим следует немедленно определиться. Со всех сторон, от всех служб вопросы, а усугубляется ситуация тем, что я не привык делегировать свои полномочия. И вот настолько тебя берут в оборот, что нет возможности просто сделать паузу, сказать: ребята, минуточку, дайте отойти в туалет пописать – жмёшься до последнего, терпишь.

Возвращался после работы к Оле с ощущением, что это чужая квартира, чужая женщина, чужая жизнь, но времени и сил менять эту жизнь на собственную у меня не было, а в какие-то моменты даже мелькала мысль: ну и что, живут же люди как-то – притираются, свыкаются.

Конечно, я был развращён нашими с Верой отношениями, остротой чувств, которые мы испытывали друг к другу, опытом абсолютного совпадения – телесного и душевного, возвышенным ощущением общности мировоззрения, да и простой, казалось бы, ценностью, когда реагируешь одинаково на обычные бытовые раздражители – всё то, собственно, из чего и складывается жизнь двух близких людей, всё то, что в полной мере сопутствовало нам в первые годы нашей любви.

А между тем до меня уже стали доходить слухи, что к Вере настойчиво сватаются, и, может быть, потому я и решился пригласить её на премьеру «Розыгрыша», впрочем, особенно ни на что не рассчитывая. Вера была со мной холодна, и в этой холодности последовательна и даже категорична. Я и не думал сказать: «Давай начнем всё с начала», потому что не просматривалось ни единого шанса на положительный ответ. Но вдруг, на премьере, я увидел, что у неё какой-то другой взгляд. Конечно, не тот прежний, из нашей прошлой жизни, и вовсе не дающий основания для надежд на потепление, а лишь едва уловимый мимолётный просвет забрезжил, который способен заметить только очень заинтересованный наблюдатель, которым я, безусловно, являлся.

«Розыгрыш» Вере понравился, а потом, когда я пришёл в выходной за Юлей, то убедился: нечто новое в адресованном мне взгляде действительно появилось. Потом для статьи о Ромме мне понадобилось найти из многочисленной нашей с Верой переписки, которая осталась у неё, письмо, где я пишу ей о Михаиле Ильиче, и Вера мне это письмо нашла. Как выяснилось позже, перечитывая в поиске наши письма, Вера окунулась в ту прежнюю атмосферу нашей безудержной, чистой любви и очень плакала. Ещё через какое-то время, в воскресенье, я снова забрал Юлю, мы погуляли, я вернул дочку домой, и тем же вечером решил рискнуть и позвонил Вере снова:

– Можно я приду, уложу Юлю спать?

– Приходи, – сказала Вера, без всякого обсуждения, что было для неё совсем не типично.

Юлю я спать уложил, а когда она наутро проснулась и открыла дверь в мамину комнату, то увидела в постели рядом с мамой меня. Заметив, что ребёнок потрясён, Вера из-под одеяла проинформировала: «Папа теперь будет жить с нами». «А как же Оля?» – спросила Юля даже с некоторой укоризной… Однако ответа не получила.

Итак, Вера сказала, что я буду жить здесь, хотя мы не договаривались о наших планах на будущее. Правда, услышав, как убедительно Вера это сказала, я твёрдо осознал, что так всё и будет.