В 1977 году я поехал в Грузию: Марлен Хуциев сосватал меня артистом в киноальманах под названием «Цена жизни» – предприятие не слишком перспективное, потому что картины, состоящие из нескольких новелл, традиционно проваливаются в прокате. Мне предстояло сыграть в новелле «Федя» как раз этого самого героя Федю. По сюжету я был альпинистом, приезжал на похороны друга-грузина, вместе с которым когда-то ходил в горы. Работать на картине довелось едва ли не со всеми звёздами грузинского кино, известными по фильму Данелии «Не горюй». Сам Георгий Николаевич в это время представлял в Тбилиси свой новый фильм «Мимино».
Эта поездка стала для меня интересным опытом – я полностью избавился от иллюзий, сложившихся, как и у большинства советских людей, в отношении Грузии. Тамошний колорит представлялся мне чем-то весьма притягательным, но романтический образ оказался витриной, талантливо сконструированным мифом. Первые несколько дней я восхищался культурой пития, умилялся, как они чинно общаются, сопровождая застолье вычурными тостами, адресованными каждому гостю, хозяину дома, родителям хозяина и прочим, прочим, но на третьем-четвёртом застолье мне вдруг стало понятно: это канонический сценарий, придуманный триста лет назад и предназначенный повторяться ещё лет триста в будущем, это – дежурный ритуал, своего рода политкорректность, если говорить современным языком. Мне было настолько мучительно высиживать на ежедневных мероприятиях, внимать длинным речам, понимая, что сейчас и до тебя дойдёт очередь, и придётся выдавливать нечто благостное, нелепое, фальшивое, уж лучше, ей-богу, просто взять и напиться в одиночку.
В Грузии я встретил своего ассистента по реквизиту Володю Кучинского – была тут у него какая-то халтура, да и вообще Тбилиси для киношной богемы давно стал намоленным местом. А ещё в этих краях обнаружилась моя поклонница – немного комичная, пухленькая грузинка, она прониклась ко мне симпатией, увидев в фильме «Человек на своём месте», крутилась вокруг, сыпала комплиментами и как-то в порыве участливости сказала: «Вы знаете, а я придумала, что вам нужно снимать…» Я определённо не нуждался в её советах, а потому энтузиазма не выказал, однако фанатка продолжила: «Я прочла в „Искусстве кино“ сценарий, называется „Москва слезам не верит“… Вы не читали?..»
И на меня, надо сказать, это подействовало. Я ещё не отверг окончательно вариант с Черныхом, пребывал в динамическом равновесии, склоняясь, скорее, в сторону отказа, но других сколько-либо убедительных идей у меня на тот момент не имелось, и тогда я нашёл в Тбилиси Володю Кучинского и попросил его прочесть сценарий «Москва слезам не верит», предупредив: «Если тебе понравится, пожалуй, я буду его снимать». Володя прочел и сказал: «А что, хороший сценарий!»
Вернувшись в Москву, я составил список поправок: перечислил подробно, что следует изменить в сценарии. Набралось 44 пункта – одно из моих счастливых чисел (как и «77», и «47»), они в моей персональной нумерологии обеспечивают удачу, и я при случае использую их в кино, обозначая, скажем, номера квартир или автомобилей.
Поправки были не только мелкие, вроде того, чтобы переименовать Марию в Антонину, но и требующие творческих усилий, например добавить в сценарий хоккеиста, который присутствовал как часть истории только за кадром. Мы встретились с Черныхом, я сказал, что готов взяться, но только с учётом изменений, и показал список из сорока четырёх пунктов, на что Черных, в общем-то вполне резонно, заметил: «На хрена я буду этой работой заниматься, мне легче новый сценарий написать. Хочешь переделать – переписывай сам…»
На том и порешили.
Недавно мне позвонил Николай Лебедев (отношусь к этому режиссёру с большой симпатией, снимался у него в «Легенде № 17») и с присущей ему эмоциональностью стал рассказывать, что прочитал сценарий «Москва слезам не верит», опубликованный когда-то в первозданном виде в «Искусстве кино». Коля был очень удивлён, что почти ничего общего с киноверсией сценарий не имеет, он даже решил удостовериться и пересмотрел картину, убедившись, что так оно и есть. Действительно, в сценарии содержались прекрасные ходы, но в целом он совсем не гарантировал успеха, состоявшегося в будущем.
Сейчас легко можно сравнить фильм с первоисточником и убедиться, что 70 % итогового сценария сделано мною, но это, конечно, если измерять с помощью арифметики. Безусловно, когда речь идёт о творческом процессе, нужны средства высшей математики, иначе точно не сосчитать степень моего вклада, потому что работал я всё-таки на основе придумки Черныха. И тем не менее поправки были серьёзные.