Судьба протягивает руку

Познакомился с Мишель Пфайффер и Шоном Коннери, пожали мы друг другу руки, далее, как водится, фуршет, народу посмотреть на звёзд Голливуда набилось прилично, вокруг выпивают, поднимают тосты, смотрю: в другой стороне стола – Сергей Фёдорович Бондарчук без свиты, как это обычно бывало. Он меня тоже заметил и как будто даже рюмку в мою сторону качнул, чокнулся, так сказать, дистанционно. Вообще Сергей Фёдорович немного под наивного косил – была у него такая хохляцкая хитрость, и, зная это, я особого оптимизма не испытывал. И вдруг он ко мне подходит, мы чокаемся уже по-настоящему, завязывается разговор, то да сё, обмениваемся впечатлениями, он, хмуро окинув взглядом банкет, говорит: «Ну что, пойдём отсюда? Чего тут делать…»

Когда вышли из Дома кино, я говорю:

– Продолжим?

Сергей Фёдорович задумался на секунду, я предлагаю:

– Может, давайте ко мне? Правда, мы только переехали – ремонт…

– Ну а чего, давай…

Садимся поддатые к нему в машину, он за рулём, через несколько минут уже на месте, поднимаемся на этаж, я звоню, Вера открывает дверь и растерянно смотрит на Бондарчука, да и как тут не удивиться – муж привёл домой человека, у которого в кармане легендарный приборчик со стрелкой, зашкаливающей на фамилии «Меньшов».

У нас в квартире бедлам, ремонт ещё не закончился, вот в такой обстановке мы с Сергеем Фёдоровичем уединились на кухне и часа за два уговорили бутылку коньяка. О чём только не говорили, в том числе я спрашивал, как работать с иностранцами, а он делился своим богатым опытом в этом деле. Когда Бондарчук уходил, мы обнялись, прощаясь.

Как объяснить эту метаморфозу? Что заставило Сергея Фёдоровича взять и подойти как ни в чём не бывало с рюмкой в руке? Почему в один прекрасный день загадочный заграничный приборчик не зафиксировал обычной вспышки эмоций? Думаю, понимаю причину. В моей жизни не раз так случалось: люди подозревали меня в злокозненных намерениях, а потом присматривались и понимали: да он ведь просто малахольный. Так и Бондарчук, вероятно, посчитал, что я принимаю участие в заговоре, а потом сообразил, что моё выступление на V съезде не ради должностей и привилегий, что ни в какой интриге я не замешан. И действительно, я совершенно не способен вести какие-то закулисные игры, планировать многоходовые комбинации…

И вот с тех пор, к изумлению коллег, мы стали мило общаться с Сергеем Фёдоровичем, подолгу беседовали, встречаясь на «Мосфильме», чуть ли не в обнимку ходили по коридорам студии, но почему-то запомнилась, зафиксировалась в истории не эта последняя страница, а громкий конфликт после V съезда.

Примирение наше случилось в 1989 году, а умер Сергей Фёдорович в 1994-м. На Союз кинематографистов он был обижен смертельно, оставил распоряжение, чтоб не было прощания в Доме кино, чтоб хоронили его прямо из церкви.

44 О новом худсовете, толпе на Пушкинской площади, убеждениях Святослава Фёдорова, хитростях Егора Яковлева и статье Нины Андреевой

В эти же перестроечные годы я стал начальником. Как-то ко мне подошёл Владимир Яковлевич Мотыль: «Володя, нам надо организовывать свою студию жанрового кино». Среди инициаторов, кроме Мотыля, значились Рязанов и Митта, вместе они и выбрали подходящую кандидатуру на должность руководителя, а после моего согласия вышли с предложением к дирекции «Мосфильма» – к тому времени они меня ещё не раскусили, принимали за своего. Так я возглавил творческое объединение «Жанр». Следуя моде, учредили свои студии и другие: Карен Шахназаров, Валентин Черных, Сергей Соловьёв, Владимир Наумов. Началось соревнование, которое поначалу выражалось в том, кто соберёт наиболее авторитетный худсовет. На этом поприще мне удалось отличиться: я привлёк беспрекословных лидеров общественного мнения конца 80-х – главного редактора «Московских новостей» Егора Яковлева и знаменитого микрохирурга Святослава Фёдорова. Кроме этих символических фигур перестройки в худсовет вошёл Владимир Яковлевич Лакшин, признанный интеллектуал, литературовед, соратник Твардовского по «Новому миру»; согласился участвовать в нашем деле и Валерий Семёнович Фрид – выдающийся сценарист, классик советского кино.

Вновь организовавшиеся объединения начали с новаций, почти все отказались от сотрудничества с профессиональными директорами, выпускниками профильного факультета ВГИКа, пошёл по этому пути и я, пригласив на должность директора Диму Попова, моего однокашника, компаньона по путешествию через Кавказский хребет – он к тому времени оказался на административной работе во МХАТе. Это был романтический период, когда прежняя система представлялась абсолютно непродуманной и совершенно неприемлемой, правда, довольно скоро, когда дело дошло до реальной работы, пришлось возвращаться к проверенным кадрам – мосфильмовским директорам, знающим все закоулки киностудии, на которых человек со стороны может запросто заблудиться.