Судьба протягивает руку

Телевизор полностью овладел нашими умами и сердцами. Оказывается, как просто смутить большущую страну, крепко сбитую, со всеми её государственными институтами, правоохранительными органами, сложившимися устоями. Как просто сбить с толку миллионы людей только лишь появлением нового человека на вершине власти – энергичного молодого генерального секретаря, который выходит и говорит соотечественникам: «Ребята, что-то мы скучно живём, а давайте-ка выкинем для разнообразия какое-нибудь коленце!» И сердце отзывается понимающе: а действительно, почему бы не выкинуть коленце, ведь скукотища невозможная! Зачем скучно жить, когда можно всё время заседать, спорить, ведь именно в спорах рождается истина! И в голову не приходило, что ничего путного в спорах не рождается, что вся эта декларируемая состязательность – упражнение для адвокатов, что к проблемам реальной жизни дискуссии на собраниях, съездах и телеканалах отношения не имеют.

Возникли странные фигуры, вроде следователей Гдляна и Иванова, которые грозили погубить многие репутации, но никак у них не доходило до обнародования компромата – всё время мешали неведомые тёмные силы. Все, разумеется, понимали, что речь о КГБ – организации, приобретшей в годы перестройки мистические свойства всесильного тайного ордена. Благо её смело разоблачил генерал-майор КГБ Олег Калугин, срочно записавшийся в перестройщики и выступающий открыто в программе «Взгляд».

Были сбиты все прицелы, экономика стремительно приходила в упадок, а народ, вдохновившись какой-нибудь трансляцией съезда, шёл митинговать, требуя более глубокой демократизации, и получал на свою голову очередную реформу – закон о кооперативах, например. И уже через пару дней на Пречистенке красовался кооперативный ресторан – боже, как это здорово придумано! Коммерческий ресторан!

Закон о кооперативах мы ещё могли с горем пополам осмыслить (хотя позже выяснилось, что это была мина замедленного действия), а вот с дальнейшими нововведениями терялись. Очередная трансляция со съезда открывала неизведанные горизонты – на трибуне возникал какой-нибудь пылкий и весьма убедительный оратор, в два счёта доказывающий, как необходимо государству отказаться от монополии на внешнеэкономическую деятельность. Правда, позже выяснялось, что из страны вывозится сырьё, оборудование, что директор завода или фабрики может единоличным решением уничтожить производство ради собственного обогащения, что кооператоры подкупают директоров госпредприятий с потрохами, что полученное по государственным расценкам в рамках плановой системы тут же распродаётся спекулянтами в десятки и сотни раз дороже. Но в ответ слышалось от какого-нибудь весьма респектабельного, красноречивого деятеля: «Подождите, товарищи, это болезни роста, надо потерпеть! Уже совсем скоро сложится класс ответственных собственников, система сбалансируется и заработает как часы!»

Мы стояли в очередях за «Московским комсомольцем», «Огоньком», «Московскими новостями», всматривались в телеэкраны, спорили до хрипоты на кухнях и совершенно не догадывались о конечном замысле этой многоходовой комбинации под названием «перестройка». Не уверен, что и Горбачёв был осведомлён о её сверхзадаче. Михаил Сергеевич в молодости нахватался романтических идей «социализма с человеческим лицом» от своего соседа по общежитию Зденека Млынаржа, ставшего впоследствии диссидентом, деятелем «Пражской весны». Мировоззрение Горбачёва было унавожено прекраснодушными идеями еврокоммунизма, но думаю, увидев результаты собственных реформ, он растерялся. Горбачёв изначально не имел ни твёрдых убеждений, ни плана действий. Из тех же чехословацких событий 1968 года уроков не извлёк не только он, но и в целом советское руководство. Власти СССР просто ввели танки, пригрозили местным вольнодумцам, чтоб не баловались, но системно анализировать произошедшее в Чехословакии не удосужились. А вот хитрован Яковлев, судя по его действиям, осмыслил «Пражскую весну» глубоко, точно оценив деструктивные возможности так называемого образованного класса. Эту разрушительную по своей природе силу он использовал в изощрённой политической игре на полную мощность.

Особую роль сыграла творческая интеллигенция – люди известные, пользующиеся авторитетом. Массы готовы были пойти за любимыми артистами, поэтами, журналистами, писателями, режиссёрами. По сути, именно в этой среде и был создан мифологический персонаж – Ельцин. Без активной поддержки творческой интеллигенции Борис Николаевич не смог бы столь прочно закрепиться в общественном сознании как борец с привилегиями, не сложился бы этот образ «крутого русского мужика». Фокусом с поездками на работу в троллейбусе репутацию народного героя не создашь. Нужны были толкователи фирменного ельцинского косноязычия, интерпретаторы его малопривлекательных манер.