Судьба протягивает руку

После сеанса я, опустив глаза, пролепетал создателю картины: «Интересно, интересно…» И постарался как можно скорее уйти с презентации. Отношения у нас не восстановились, хотя Володя, наверное, на это рассчитывал. Мы всё дальше расходились в своих взглядах на кино, политических предпочтениях, да и вообще выпивать с ним я опасался, мало ли как подействует на Володю спиртное. Мне хватило истории с масонами, хотя и раньше в поддатом состоянии Володя мог вести себя неадекватно. Помню, как-то обмывали мою новую машину, и Кучинский пристал: дай, мол, порулить. Сели в «Волгу», а он как газанёт. Я смотрю, его развезло совсем, кричу: «Стой, хватит!», а он только раззадоривается. Помню, меня страшно возмутил этот случай, слава богу, что ещё никого не сбили…

Пару лет мы с Кучинским не виделись, какие-то обрывочные сведения о нём доходили через Сашу Литвинова, который продолжал с Володей общаться. В апреле 1996-го Саша мне предложил съездить к Кучинскому в гости. Тот написал сценарий, хотел его нам прочитать, и я бы не согласился, но фильм планировался к запуску на нашей студии «Жанр», так что пришлось ехать. Кучинский жил недалеко от меня, на Ленинградке; мы с Литвиновым приехали, а у Володи уже сидел парень, довольно молодой, где-то под сорок, как выяснилось, оператор его предыдущего фильма Александр Шумович – он специально приехал в Москву из Киева, чтобы послушать сценарий и обсудить предстоящую работу. Наташа Монева тоже была дома, но в разговорах наших участия не принимала.

Расположились на кухне, Володя читал сценарий, то и дело подливая коньяк себе в рюмку. Я не пил, потому что приехал на машине, а слушать сочинение Кучинского на трезвую голову оказалось мучительно. Жанр намечающегося фильма можно было определить поговоркой: «Бой в Крыму, всё в дыму, ничего не видно…» Нам презентовалось нечто из разряда элитарного кино, напрочь лишённого каких-либо мотиваций и логики, впрочем, задачи быть понятным автор перед собой явно не ставил. Кто, чего, кому, для чего – какая разница? Зачем задумываться о формальной стороне, когда художник идёт по стопам великого Тарковского? Другое дело, что создаёт он карикатуру на своего кумира, но и это вопрос вкуса, личных предпочтений…

И вот дошло до обсуждения. Литвинов уклонился от дискуссии, парень из Киева помалкивал – он вообще, кажется, за весь вечер не проронил ни слова, а я постарался проявить максимум дипломатичности, надеясь поскорее откланяться. Разговор получался фальшивым, вдаваться в детали замысла было совершенно бесполезно, и я стал закруглять беседу, объяснив, что мне пора домой.

– Посиди ещё! – сказал Володя. – Ну чего торопиться? Мы с тобой как-то в последнее время совсем не общаемся…

И такой он весь раздобревший, добродушный, что пришлось посидеть ещё, но вежливость вежливостью, а пора собираться. Уже когда я оказался возле вешалки, заметил из коридора Володю, он был в комнате, стоял на стуле – что-то доставал с верхней полки шкафа, а когда заметил меня, закрыл ящик, как мне показалось, смутившись, и разочарованным тоном сказал:

– Ну что, всё-таки уходишь?

– Поздно уже, в следующий раз подольше посидим, – ответил я дежурными фразами.

– Жаль, – вздохнул Володя, – так толком и не поговорили…

Литвинов тоже решил уходить вместе со мной, мы попрощались с хозяином, спустились к машине, я довёз Сашу до дому и отправился к себе, а утром мне позвонил Литвинов с вопросом:

– Владимир Валентинович, вы знаете, что произошло?

– О чём ты?..

– Мы с вами ушли, а Кучинский достал с антресолей охотничье ружье, пошёл на кухню, там к нему спиной сидел этот парень из Киева, а напротив – Наташа. Володя приставил к затылку парня ружьё, выстрелил, тот упал, обливаясь кровью. Он убил его наповал.

Потом в милиции мне показывали фотографии, и я сказал, что это ошибка: парень из Киева был в белой рубашке, а этот в чёрной, на что мне ответили, что это белая рубашка, просто она почернела от крови.

Когда Кучинский убил этого несчастного, он взял на мушку жену и сказал: «Ну, рассказывай, что у тебя с ним было».

Наташа пыталась успокоить мужа, но он продолжал держать её на мушке, и только к утру, когда хмель понемногу сошёл, он вдруг сказал: «Господи, кажется, я совершил нечто ужасное…» Он послал её в магазин за спиртным, Наташа смогла выйти из квартиры и вызвала милицию. Когда она вернулась домой уже вместе с милиционерами, Кучинский был мёртв – застрелился.

Уверен, ружьё было заготовлено для меня, и Наташа потом говорила, что пока Володя держал её на прицеле, то кроме всего прочего сказал: «Жаль, Меньшов ушёл, я бы с ним разобрался…»

Если бы я засиделся на кухне подольше, он успел бы вернуться из комнаты и пальнуть. Ещё несколько секунд, и мы бы не разминулись. Если бы Володя к моменту моего появления в коридоре достал с антресолей ружьё и слез со стула, он бы наверняка выстрелил.