Судьба протягивает руку

Потом я дал почитать синопсис Людмиле Шмугляковой. Да, у нас была конфликтная ситуация на картине «Любовь и голуби», но я вычеркнул эту страницу: Людмила была прекрасным редактором с хорошим вкусом, интересными идеями, я знал, что к её мнению стоит прислушиваться. На синопсис Шмуглякова отреагировала смущённо, я сказал ей: «Наверное, нужно сценариста хорошего?..» Она порекомендовала Марину Марееву, по сценарию которой на «Ленфильме» только что сняли кино под названием «Тоталитарный роман». Я посмотрел картину, удостоверился, что придётся иметь дело с антисоветчицей, но тем не менее согласился: её порекомендовали как талантливого автора.

Где-то за месяц Мареева написала по моему синопсису сценарий, который мне не понравился. Нельзя сказать, что работа была сделана плохо, все условия вроде бы выполнены, но результат разочаровал. Видимо, к тому времени я уже охладел к своей собственной идее, да и Вера историю страсти тёщи с зятем восприняла в штыки.

Мареевой я сказал, что повременю с этим проектом, расплатился с ней, мы попрощались, но месяца через три она пришла со сценарием, который назывался «Последнее танго в Москве». Там уже присутствовала линия отношений советской женщины с иностранным журналистом, что и стало первоосновой картины «Зависть богов».

По старой традиции я взял сценарий и начал его переписывать, и, как обычно, конечный вариант сильно разошёлся с первоисточником, прежде всего тональностью, потому что Мареева написала нечто глубоко антисоветское, всё никак с советской властью не могла она рассчитаться. Для наглядности, в качестве обвинения тоталитарному коммунистическому режиму, вплела в повествование международный скандал с корейским «Боингом».

Я сказал ей, когда обсуждали сценарий:

– Но это же была провокация американцев!

Пояснил, как всё происходило на самом деле, привёл аргументы, напомнил факты.

– Да? – удивилась сценаристка, которая, судя по всему, слишком близко к сердцу приняла идеи перестройки со всеми её идеологическими штампами.

Но были у моего соавтора и важные достоинства – интересный женский взгляд, необходимый для описания любовных отношений. В её замысле – интригующая фабула, в некоторых эпизодах тонко передавались особенности женской психологии. Психологизм мне пригодился, остальное пришлось дописывать. И чем дальше я писал, тем больше входил во вкус, понимая, что кино получается как раз о том, что я давно хотел сказать.

В моём синопсисе, доработанном Мареевой, события происходили во времена перестройки. В своём новом сценарии она перенесла события в 1983 год, потому что у неё возникла привязка к истории со сбитым корейским самолётом. Как раз в этом сюжете я и увидел интересные возможности и стал последовательно избавляться от антисоветского пафоса, который проявлялся у Мареевой во множестве деталей, к примеру, даже Сонин папа был в первоначальном варианте лютым антисоветчиком.

Чтобы понять, насколько изменился сценарий после того, как я прибрал его к рукам, можно прочитать книгу Мареевой, изданную уже после выхода фильма под названием «Зависть богов, или Последнее танго в Москве» с портретом Веры на обложке и антисоветской ахинеей внутри. Произведение начинается с того, что Соня едет в машине со своим новым мужем, а новый муж у неё журналист-международник, которого играет в картине Лёня Трушкин. Потом следуют Сонины воспоминания…

Я продолжал переписывать сценарий и одновременно приступил к подготовительному периоду, потому что уже появилось финансирование. Долгое время найти денег не удавалось, но помог мой давний товарищ Саша Ворошило, нашёл инвестора – Тамаза Сомхишвили. Каким-то образом Саше удалось убедить владельца компании «Роснефтеэкспорт», и он вложил в производство картины миллион долларов. Мы прикинули: вроде должно хватить.

Главной проблемой стало найти героя. Мы рассчитывали заполучить какую-нибудь звезду французского кино, и мой соавтор сценария предложила очень ей приглянувшегося Тьерри Лермитта – у нас его знали по фильму «Откройте, полиция». Я посмотрел кино и согласился: действительно, эффектный голубоглазый парень.

Обратились к Жоэлю Шапрону, отборщику Каннского фестиваля по Восточной Европе, человеку со связями в мировом кинематографе, который часто бывал в России. Попросили его помочь договориться с Лермиттом, и вскоре мы с Верой уже летели в Париж знакомиться, обговаривать детали контракта с будущим исполнителем роли Андрэ.

Договорились встретиться в кафе, сидим с Шапроном, ждём Лермитта, вскоре он появляется и, не откладывая в долгий ящик, сообщает, что сниматься у нас не будет… Я удивлённо перевожу взгляд на нашего «посредника» и вижу: Жоэль Шапрон ошарашен не меньше моего. Пожав плечами, он говорит по-русски: «Ничего не понимаю, мы с ним обо всём договорились…»