Судьбы передвижников

Визитёры дома Поленова в Кривоколенном переулке, где с 1888 года вместе с семьей художника жили мать и сестра Лиля, отмечали уютные и в то же время изысканные интерьеры, указывавшие на интеллектуально-духовные запросы обитателей квартиры. Стены комнат, обставленных добротной мебелью, украшали картины. Обширная библиотека соседствовала со стеллажами, на которых были представлены античные древности, собранные ещё отцом Василия Дмитриевича. «У Поленова в большой комнате, – вспоминал Коровин, – было особенно нарядно. Висели старые восточные материи, какие-то особенные кувшины, оружие, костюмы. Всё это он привёз с Востока».

Создание «Христа и грешницы», хлопоты, связанные с экспонированием картины, стоили Поленову огромного напряжения сил. Художника одолели сильнейшие головные боли, и по рекомендации врачей он решил отдохнуть. Из окна поезда, уносящего Поленова в Крым, художник любуется красотой заокских далей, и у него рождается идея обрести здесь место для семейного гнезда и творческого уединения. «Так мне хочется в деревню, как ты одна это можешь только понять, – написал он жене по следам только что полученных впечатлений. <…> Надо непременно встряхивать себя физически, чтобы быть здоровым нравственно…» Художник просит Наталью Васильевну присмотреться к усадьбам где-то между Серпуховом и Алексиным.

И вот в июне 1888 года супруги Поленовы уже знакомились с заброшенной усадьбой обедневшей помещицы Саблуковой, приютившейся у деревеньки Бёхово. С южной стороны ветхого дома, как с высоты птичьего полёта, открывался величественный вид на широкую ленту реки. Живописность этих мест не поддавалась описанию. Но Василию Дмитриевичу более всего приглянулся холм у Оки, поросший «редким сосняком» и названный вместе с окрестностями Борок. Именно здесь было решено построить новый дом.

Между тем покупка саблуковского имения откладывалась на неопределённый срок. Продолжавшее преследовать художника недомогание вынудило его отправиться в Париж, чтобы пройти курс водолечения Шарко. Процедуры, на которые возлагались большие надежды, не приносили желанного облегчения, и душа Василия Дмитриевича рвалась к облюбованному высокому берегу Оки. В январе 1890 года, подписав наконец вожделенную купчую, Наталья Васильевна поспешила к мужу в Париж, а через некоторое время супруги вдвоём вернулись на родину и приступили к постройке временного семейного пристанища.

Строительство постоянного дома велось по проекту самого художника. В устройстве своего нового жилища Поленов стремился повторить идиллический уют Имоченского имения. Он только немного подкорректировал его в соответствии с собственными требованиями к удобству и функциональности. Основная постройка была завершена в начале 1893 года. Асимметричная усадьба, названная «Борок», получилась в английском стиле. Спустя год вблизи от главного здания было построено ещё одно сооружение в готическом стиле, крытое красной черепицей, и внешние его особенности подсказали название – «Аббатство». При проектировании «Аббатства» была учтена возможность устроить здесь зрительный зал со сценой, живописную и столярную мастерские. А в башне художник планировал хранить свои этюды.

У Поленовых сложились прекрасные отношения с местными жителями. Василий Дмитриевич построил им школы, церковь и, позаботившись о её внутреннем убранстве, вместе с сестрой Еленой исполнил росписи, украсил храм работами друзей, учеников. Усадебное уединение, однако, как-то не складывалось. Поленовых навещали многие, а некоторые гостили подолгу. Василий Дмитриевич устроил на Оке «целую флотилию из лодок и парусных яхточек», на которых с удовольствием катались он сам и его гости.

Поленов, пользовавшийся в Товариществе высоким уважением, непреклонно осуждал ретроградство старых передвижников, упрямо препятствовавших проникновению молодых талантов в ряды организации. Почти все представители старой гвардии передвижников неприязненно относились к нарождавшимся новым направлениям в искусстве. Почти все, но не Поленов. Василий Дмитриевич признавался, что он не делит искусство на «либеральное или консервативное», что для него существуют только два типа художников – «талантливый и бездарный». Такая позиция несколько отдалила Поленова от закосневшего ядра Товарищества, однако резкого разрыва всё же не случилось. «Я слишком люблю Товарищество, – объяснял Василий Дмитриевич, – слишком твёрдо верю в его главную цель и слишком уважаю самих товарищей как людей, немного вышестоящих всего остального строя, чтобы уходить оттуда: напротив, я остаюсь, чтобы бороться и приносить, сколько могу, пользы общему делу». Стремление Поленова поддержать молодые дарования, однако, только углубляло и расширяло пропасть непонимания.

В 1897 году, делясь впечатлениями о поездке в Петербург, Василий Дмитриевич писал с раздражением: «…какое там самодовольство, какое к нам презрение, я виделся с товарищами, они теперь все на страже реакции. Репин называет меня устарелым человеком, другие отсталым нигилистом.

Поленов с дочерями в усадьбе Борок. 1900-е гг.