Судьбы передвижников

Усадьба Василия Поленова. Дом над Окой. 1900-е гг.

Но я против этого протестую, я никогда не был ни нигилистом, ни анархистом, я всегда был противником всякого разрушения и цинизма, напротив того, я всегда стоял за созидание и устройство».

В 1895 году Василий Дмитриевич покинул свой класс в МУЖВЗ, который благодарные ученики Поленова окрестили «Школой в Школе». Художник решил приберечь силы для реализации масштабного замысла – создания целой серии картин на темы жизни Иисуса Христа. Это намерение вкупе с неприязненным отношением к атмосфере столичного художественного официоза послужило причиной отказа Василия Дмитриевича стать профессором-руководителем Высшего художественного училища при Академии художеств. Репин уговаривал старого товарища дать согласие, отыскивая для этого весомые аргументы и убеждая, что многие профессора параллельно «работают над чем-нибудь серьёзным», но тщетно. Узнав об отказе Поленова, Илья Ефимович не преминул бросить другу, что тем самым он провинился «не только перед нацией, а может, и вообще перед человечеством». «Что же касается человечества, – то это вопрос такой огромный, что об нём не будем толковать», – иронично ответил Поленов. На ту же тему Василий Дмитриевич эмоционально высказался в письме Павлу Чистякову: «Вы спрашиваете, отчего я редко бываю в Питере? Именно оттого, что уж очень унизительно себя там чувствуешь… Я с великой радостью послужил бы на пользу молодому поколению, но как вспомню, с кем придётся сталкиваться, руки опускаются и всякая охота пропадает».

Кроме работы над картинами так называемого «Евангельского круга», в творчестве художника происходит в это время переход от «пейзажно-бытового жанра» к «чистому» пейзажу, одухотворённому незримым присутствием человека. И хотя Левитан с Коровиным превзошли в этом искусстве своего учителя, особая интимность, теплота и задушевность произведений Поленова остались уникальными.

В 1895 году скончалась мать художника, а спустя три года трагически оборвалась жизнь его сестры – Елены Дмитриевны, чей большой талант ни у кого не оставлял сомнений. Елена Поленова, увлечённая фольклором, создавала великолепные иллюстрации к народным сказкам и песням. А по итогам акварельной выставки 1883 года, на которой были представлены и произведения Шишкина, Репин отдал предпочтение работам сестры Поленова.

В 1896 году с Еленой Дмитриевной случилось несчастье. Она находилась в пролётке, когда та, на полном ходу, опрокинулась. Художница ударилась головой о мостовую. Два последующих года Елена Дмитриевна страдала сильнейшей головной болью, и только смерть прекратила её мучения. С кончиной Елены Поленовой «умерли и рисовальные вечера», проходившие у Василия Дмитриевича. Всё имущество скончавшихся матери и сестры Поленов перевёз в недавно отстроенную усадьбу Борок. Своё место заняли на стенах портреты предков, живописные произведения Марии Алексеевны, особый акцент придало интерьеру бюро красного дерева, за которым Алексей Яковлевич Поленов обдумывал положения своего трактата об освобождении крестьян. Нашлось почётное место и для археологической коллекции отца хозяина дома.

Когда стало ясно, что для продолжения работы над картинами «Евангельского круга» ранее собранного этюдного материала явно не хватает, Поленов вновь засобирался в поездку по Ближнему Востоку. Весной 1899 года художник отправился в путешествие вместе со своими попутчиками – пейзажистом Александром Киселёвым, учеником Егише Татевосяном и студентом, фотографом-любителем Леонидом Кандауровым.

Маршрут был составлен в строгом соответствии с географией жизненных вех Иисуса: Иерусалим, Сихем, Назарет, Тивериада, Мёртвое море. И только на обратном пути путники ненадолго задержались в Бейруте и Вене. По словам Татевосяна, «в путешествии Василий Дмитриевич был молчалив, так как был погружён в свои мысли и планы». «Мне хочется доискаться исторической правды, – пояснял художник. – Истина, какая бы она ни была, для меня несравненно выше вымысла».

В создании цикла картин из жизни Спасителя Поленов руководствовался убеждением, что идея зарождавшегося христианства несравнимо чище и свободнее впоследствии выросших на её почве религиозных догматов. Художник не стесняется указывать Церкви на её лицемерную вторичность, не только растерявшую за века многое из драгоценных смыслов учения Христа, но и погрязшую в самых непростительных грехах:

«Я несказанно люблю Евангельское повествование, люблю этот наивный правдивый рассказ, люблю эту чистую и высокую этику, люблю эту необычайную человечность, которой насквозь проникнуто всё учение, наконец, этот трагический, ужасный, но в то же время и грандиозный конец…

И что же? Из этого высочайшего учения любви создали узкое и жестокое притворное изуверство, называют его религиею Христа и под её охраной в лице православия и католицизма творят самые возмутительные дела».