Судьбы передвижников

Полтора года молодой художник создавал предварительные эскизы в академической мастерской. Отдыхать Сурикову помогала любовь к музыке, которая, по утверждению живописца, была у него от отца, любившего своим певучим голосом затягивать старинные казачьи песни. В Петербурге Василий проникся глубиной органной музыки. По воскресеньям он спешил в католическую Базилику святой Екатерины Александрийской на Невском проспекте, чтобы усладить слух и взволновать душу звуками вселенских откровений. Во время одной из воскресных месс он обратил внимание на хрупкую молодую прихожанку, как и он, полностью растворившуюся в музыке. Завязав разговор с темноволосой красавицей, Суриков с удивлением обнаружил, что она ещё прекрасно разбирается в живописи и совсем не против продолжения их общения за пределами храма.

Летом 1877 года, приступив к работе непосредственно в храме Христа Спасителя, Суриков «…писал так, как требовали». Ему нужны были деньги, «чтобы стать свободным и начать своё». Свобода, надо сказать, всегда представлялась Василию Ивановичу главнейшим для него условием жизни и творчества.

Работая в Москве, художник не забывал о новой знакомой, часто срывался при первой возможности в Петербург, чтобы повстречаться с ней, Елизаветой Августовной Шаре, полностью завладевшей его мыслями. В один из таких приездов Суриков был представлен отцу-французу Лизы, занимавшемуся торговлей бумагой, и её русской матери, состоявшей в родстве с декабристом Петром Николаевичем Свистуновым.

Вспыхнувшие взаимные чувства молодых обещали скорую свадьбу. Сурикову следовало показать невесту своей родне и получить благословение матери, но художник не был уверен, что строгая и сильная духом Прасковья Фёдоровна одобрит его выбор столь нежной особы, да и длительную поездку в Красноярск он совсем не мог тогда себе позволить – в храме Христа Спасителя ждали завершения работы. На церемонии венчания, состоявшейся в Петербурге в начале 1878 года, присутствовала многочисленная родня невесты, а со стороны жениха были только Кузнецовы и бесконечно уважаемый Суриковым Павел Петрович Чистяков.

В том же 1878 году в молодой семье родилась дочь Ольга, а ещё через два года на свет появилась вторая дочь супругов – Елена.

Характер старой столицы, особенно в сравнении с отчуждённой холодностью великодержавного Петербурга, вновь показался сибиряку Сурикову близким, понятным, чем-то напоминавшим настроение родных мест. По определению Максимилиана Волошина, «…академия, плохо или хорошо, насколько это было в её возможностях, научила его (Сурикова. – Е. Г.) связной художественной речи. Теперь нужно было только огниво, чтобы зажечь горючие материалы, скопившиеся в душе. Огнивом этим была Москва». В Златоглавой суриковское творческое начало встрепенулось и пересмотрело прежние о себе представления. В воображении художника возникали сцены из истории старой столицы, возбуждённая фантазия рисовала их с удивительной композиционной ясностью. Позднее Суриков осознал, что несостоявшееся пенсионерство позволило ему найти свой истинный путь в искусстве, избавив от неизбежных внешних влияний в решающий момент творческого самоопределения.

Драматичная сцена стрелецкой казни волновала Сурикова, когда он ещё не видел ничего, кроме Красноярска и его окрестностей. С новой силой эти видения прошлого всколыхнулись в его сознании во время первой встречи с Москвой. Ну а теперь, когда Первопрестольная была избрана художником местом постоянного места жительства, трагический эпизод стрелецкой казни стал тревожить творческую фантазию Сурикова с особой настойчивостью. Василий Иванович вспоминал: «Вдруг в воображении вспыхнула сцена стрелецкой казни, да так ясно, что даже сердце забилось. Почувствовал, что если напишу то, что мне представилось, то выйдет потрясающая картина. <…> И цветовая окраска вместе с композицией возникла».

Но одно дело – таинство художественного побуждения и совсем другое – реальная подготовка к созданию огромного исторического полотна. Как тут обойтись без кропотливого изучения архивных материалов? Василий Иванович в нетерпении прильнул к «Дневнику путешествия в Московию» секретаря австрийского посольства в Москве Корба. Будучи свидетелем стрелецких казней, австриец оставил подробное описание увиденного им на Красной площади. Разумеется, Суриков стремился к правдивому воскрешению духа времени. В обилии исторического материала его зоркие глаза выискивали характерные вещественные детали эпохи.

В течение трёх лет работал Суриков над «Стрельцами» в большой комнате маленькой съёмной квартирки. Внушительный размер полотна позволял разместить его по диагонали комнаты, а рассмотреть всю композицию в целом можно было только из соседнего помещения. В квартире было холодно, но воодушевлённый живописец на такие мелочи не обращал внимания.