О творческой особенности Николая Александровича критик Михаил Неведомский сказал так: «Рука его не поспевала за глазом, а глаз за интеллектом». Сам художник не имел обыкновения пускаться в рассуждения об искусстве и свои работы не комментировал, но за благо Товарищества радел страстно, добиваясь для передвижных выставок самых лучших экспозиционных условий. С безупречной честностью и аккуратностью он вёл финансовые дела ТПХВ по системе, предложенной ещё Крамским. Николай Александрович старался быть рачительным организатором, экономя на транспорте, повторном использовании ящиков для перевозки картин. Но в то же время мог за счёт Товарищества вернуть деньги, потраченные щедрым покупателем на приобретение холста, если по какой-то причине тот препятствовал дальнейшему вояжу купленного им произведения по городам России в составе передвижной выставки.
Предложение богатого купца Елисеева на свои средства устроить для ТПХВ своё экспозиционное пространство Ярошенко горделиво отверг: «Незачем нам. Пусть молодёжь идёт в Товарищество не на сладкий пирог с начинкой, а ради идей. Негоже передвижникам с торгашами компанию водить…» И ещё одна подробность: Николай Александрович, как правило, не появлялся на выставках Товарищества, если в эти дни ожидалось их посещение представителями царской фамилии.
Целительный климат Кисловодска вкупе с желанием Марии Павловны укрепить здоровье мужа сподвигли её к приобретению в 1885 году недорогой усадьбы, на территории которой застенчиво поглядывали маленькими оконцами три незатейливые хатки. Эта скромная кисловодская вотчина стала центром притяжения не только для её новоиспечённых хозяев, но и для их многочисленных знакомых и друзей. Но прежде Николай Александрович энергично взялся за устройство усадебного рая. Он сам спроектировал будущее пристанище для отдыха, вдохновения, общения, и вскоре невеликий белостенный дом принял под своей крышей первых гостей. Традиционные петербургские ярошенковские «субботы» на Сергиевской в летне-осенний сезон плавно перетекали на кисловодскую «Белую виллу» с просторным балконом-террасой. «Кого-кого на нём не перебывало!» – восклицал Нестеров.
Помимо завсегдатаев петербургской квартиры Ярошенко к кисловодскому дому супругов тянулись молодые художники, писавшие кавказские этюды, артисты-гастролёры. С удовольствием гостили у Николая Александровича и передвижники. В летнюю пору большую часть времени хозяева и гости проводили на террасе, услаждая свой взор видом пышного фруктового сада и ярких цветников. Для неиссякавшего потока гостей к пятикомнатному дому пришлось пристроить несколько флигелей. Усилиями небесталанных друзей и самого Николая Александровича внутренние усадебные стены покрылись уникальными помпейскими росписями.
Во время своих путешествий по дальним и ближним окрестностям Кисловодска Ярошенко знакомился с местными жителями, и они сразу распознавали в нём крепкого духом человека. Художник умел находить общий язык с горцами, и своим уважительным к ним отношением заслужил ответное почтение, что позволяло в поисках интересной натуры посещать опасные места и даже писать с горцев портретные этюды, хотя изображать людей строгими законами шариата, как известно, запрещено.
Когда академическое руководство обратилось к Ярошенко и другим передвижникам с просьбой высказать свои рекомендации по поводу проводимых в академии преобразований, Николай Александрович, полагая, что его мнение выражает общую позицию Товарищества, заявил, что отдельные положительные сдвиги не в состоянии изменить систему в целом. Поначалу уверенность в своей правоте и в моральной поддержке товарищей внушали Ярошенко спокойствие. Вместе с Куинджи он даже разработал иронично-шутливый вариант устава реформированного главного художественного учебного заведения, предусматривавший генеральский чин для приглашённых в обновлённую академию художников-профессоров со специальной формой и прочими анекдотичными преимуществами.
Николай Ярошенко.
Здание Полтавского петровского кадетского корпуса, в котором учился Николай Ярошенко.
План кисловодской усадьбы Николая Ярошенко
И вдруг, как гром среди ясного неба, – 25 ноября 1892 года на заседании Совета Академии художеств было внесено предложение о профессорском звании для Репина, Куинджи, Владимира Маковского, Васнецова, Поленова. Подавленный Николай Александрович подозревает Куинджи в том, что тот намеренно способствует пополнению передвижниками преподавательского состава академии, и один из самых близких друзей становится для Ярошенко предателем, которому нет и не может быть прощения.