Кроме работы у Романа была жена Лена и, пожалуй, все. Детей он категорически не хотел. Ребенок мог бросить окончательный якорь в этой жизни. Той самой, которая ему не нравилась. А хотелось шторок, бриза, синевы моря и загадочной другой женщины на другом этаже другого дома в другой жизни.
Словом, если бы Романа ночью разбудили и спросили, чего он хочет, он бы честно ответил: «Новую жизнь».
Мечта проросла в душе, дала побеги. Роман все чаще стал ловить себя на соблазне сделать подсечку Родиону Аркадьевичу. Сначала это было просто игрой воображения, упражнением для ума. Через Романа проходили потоки документов, которые шли на подпись шефу. Роман замечал, что прежде недоверчивый и подозрительный начальник с годами привык доверять своему заместителю. Он настолько расслабился, взвалив все на Романа, что подписывает документы почти не глядя. Каждый раз, возвращаясь в свой кабинет, Роман задумчиво поднимал и опускал рулонные шторы, представляя себе, что было бы, припиши он в документе лишнюю фразу или цифру. Совсем пустяковую, например, нолик. Ну, чисто из интереса. И что потом? Дальше Роман погружался в логическую шараду, разыгрывал воображаемый шахматный этюд с участием министра, аудитора, прокурора и прочих фигур, которых он двигал по доске с азартом рвущегося к победе гроссмейстера.
Думать про это было приятнее, чем про то, что они с женой сегодня идут на день рождения к ее подруге. И Лена опять наденет свое черное платье, у которого застревает молния. И опять повернется к нему спиной, чтобы он застегнул. И он опять увидит перемычку черного бюстгальтера, который она купила на распродаже, той самой, где ему досталась пухлая, как пачка пельменей, связка носков.
И чем противнее становилось от этих мыслей, тем активнее работала фантазия. Из расплывчатой идеи, завязанной на слова «деньги» и «подстава», стали вырисовываться четкие контуры вполне рабочей схемы. Роман получал удовольствие от того, что шлифовал эту схему, продумывал мельчайшие детали, превращая ее в максимально убойную для Родиона Аркадьевича и выгодную для себя.
Но одно дело разыгрывать шахматные этюды, и совсем другое – решиться на реальный турнир с реальным соперником. Но зато и с реальным призовым фондом.
Возможно, он и не решился бы. Не хватило бы здоровой спортивной злости и обычной человеческой жадности. А может быть, жестокости. Ведь проигравший в шахматной игре рыдает в туалете, а повергнутому Родиону Аркадьевичу предстояло рыдать в кабинете следователя.
Роман содрогался от этой мысли и обрывал свои мечтания.
Но они возвращались.
Сначала эти мысли были похожи на трусливых собак, на которых достаточно топнуть, и они отбегают прочь. Но потом собаки привыкают, или наглеют, или становятся смелее, и вот уже отбегают недалеко и возвращаются все быстрее.
Иногда Роман плохо понимал, что он уже сделал, а что осталось пока плодом его воображения. Боялся, что случайно, непроизвольно, в минуты наваждения запустит механизм, который сам же и придумал. Вдруг он перепутает мечты с явью и нечаянно сделает то, к чему пока не готов. Роман судорожно перепроверял документы, не закралась ли в них та самая мелкая пакостная деталь, с которой начнет раскручиваться вся афера. Придуманная им финансовая схема в финале делала начальника простым коррупционером, заслуженно понесшим наказание, а Родиона довольно богатым человеком, который может позволить себе послать все к черту и рвануть навстречу развевающимся шторкам.
В глубине души он понимал, что смелости или подлости на такой шаг у него не хватит. Наверное, он был прав. Но так уж устроена жизнь, что если разжечь костерок, то дровишки всегда найдутся.
Неприметным хмурым утром он заскочил в кафе, чтобы разжиться кофе. Зачем? Он и сам не знал. В офисе, разумеется, имелась не самая плохая кофемашина. Но то ли захотелось другого антуража, то ли запах кофе был слишком дерзким и требовательным, но он зашел в это кафе. Внутри, как ни странно, запах кофе терялся, зато цепляла атмосфера – много подушек и мало народу. Роман пристроился в очередь из двух человек, нацеливаясь на укромный уголок около окна.
Парень в татуировках взял себе большой раф с кленовым сиропом и, повернувшись к женщине, что стояла следом за ним, как раз перед Романом, спросил:
– Вам какой?
– Капучино, маленький, без сахара, – ответила она.
– Ей капучино, – велел парень и опять повернулся к женщине: – Хорошего дня.
Роман не видел лица женщины, но то, что она не монтировалась с татуированным парнем, было очевидно. Странно, что он купил ей кофе, подумал Роман. Все в этой женщине говорило о вкусе и сдержанном изяществе. На ее спину хотелось повесить табличку «Руками не трогать». И не зря. Потому что спина провоцировала желание.
«Хоть бы страшной оказалась, – подумал Роман, усмехнувшись. – Мне еще работать».
Тут женщина повернулась к нему и с улыбкой спросила:
– Вы что предпочитаете?