Суер-Выер

В ужасе ринулся он с поднебесья вниз и, расталкивая боками Петрова и Лодкина, встал на свое место.

Глава двадцать четвертая Остров Уникорн

— А остров Уникорн, друзья, — рассказывал Суер-Выер, — открыт еще в пятом веке до новой эры капитаном Ктессом. Но сейчас это открытие считается недействительным, потому что эра — новая.

— Новая? — удивился лоцман Кацман. — С чего это она такая уж новая?

Капитан неожиданно закашлялся. Он явно не знал, что сказать. Прищурившись, внутренним своим взглядом рассматривал он нашу новую эру, но ничего такого уж особо нового в ней, кажется, не находил.

— Ладно тебе, — толкнул лоцмана старпом, выручая капитана, — сказано тебе: новая, значит — новая, сиди и помалкивай.

— По большому счету э… — продолжал Суер. — По большому счету э… Надо бы снова открыть этот остров.

— Ну давайте откроем, сэр, — сказал Пахомыч. — Чего тянуть? Плевали мы на эру…

Остров Уникорн сам открылся нам издалека.

Подобный многоэтажному торту, лежал он посреди океанских гладей, и, как марципаны, то там, то сям торчали и блистали розовые везувии, а вместо сливочных роз пышно вздымались пальмы.

Никаких серпилий, к сожалению, видно не было. Вместо листьев с пальм свешивались запятые, а также буквы «икс» и «игрек».

— Запятых да игреков, пожалуй, не нанюхаешься, — задумчиво сказал Кацман.

— Иксы можно сварить и съесть, — пояснил Суер. — Очень неплохое блюдо, напоминает телятину, а игреков можно и на зиму насушить. Старпом, готовьте вельбот!

— Почему не шлюпку, сэр?

— В чем дело? — удивился капитан. — В вельбот мы сможем погрузить значительно больше иксов и игреков, а запятые, кстати, годятся к бульону вместо лаврового листа.

Кроме весел, мы с собой в вельбот захватили еще и грабли, чтоб удобней было огребать запятые, когда они понападают с пальм.

Сойдя на берег, мы сразу принялись трясти пальмы.

Запятые посыпались охотно. Правда, одна запятая упала на голову лоцману, пробила шляпу и вырвала клок волос, а другая умудрилась прорваться за шиворот старпому.

Она корябалась под тельняшкой и щипалась.

Пахомыч с проклятьем выдрал ее, шмякнул об камень и растоптал.

Иксы и игреки отрывались с трудом, их приходилось срубать корабельными топорами, но все-таки мы набрали целую тачку этих латинских знаков.

Впрочем совсем недолго мы так баловались и прохлаждались с иксами и запятыми. Ненавязчивый, но все нарастающий гром и топот послышались вдали.

— Скорее в вельбот! — крикнул капитан. — К черту лишние запятые! Бросайте их! Бежим! Бежим! Это — Уникорн!

Немыслимый глухой рев послышался за скалами, и мы увидели вдруг острую пику. Она вылезала из-за скалы и нарастала, нарастала, постепенно утолщаясь.

— Черт подери, — кричал капитан. — Я не думал, что он еще жив! Капитан Ктесс видел его в пятом веке до нашей эры! А сейчас эра-то новая!

— Не знаю, чего уж в ней такого нового, — ворчал лоцман, обгладывая игрек.

— Навались! Навались! — командовал Суер. — Левая — загребай! Правая — табань! Подальше от берега, а то он достанет нас! Достанет!

Матросы наваливались изо всех сил, а пика, толстенная, как сосновое бревно, и острая, как сапожное шило, все вываливала из-за скалы.

Наконец, дьявольский вывал прекратился, и мы увидели, что это не пика, а огромный рог, приделанный ко лбу мускулистого существа с бедрами оленя, хребтиной буйвола, холкой харрабанды, ребрами зебры, жабрами жаббры, умбрами кобры и шкундрами шоколандры. У него были густые вепри, ноздри и брежни.

— Это он! — кричал капитан. — Это — Уникорн! О боже правый! Какой у него страшный корн! Какой рог! Какой церос!

Да, друзья, это был Уникорн, или так называемый, Моноцерос, которого русские подполковники чаще всего называют Единорогом.

Разъяренный отсутствием многих запятых, он подскакал к берегу и стал тыкать своим рогом в наш хорошо осмоленный вельбот.

Слава Создателю, что мы успели уже далеко отвалить от берега, и страшный бивень полосовал нейтральные воды, подкидывая в воздух акул и осьминогов.

Глава двадцать пятая Дротики и кортики

— Да, это — единственный выход, — говорил сэр Суер-Выер, расхаживая по палубе взад и вперед, — единственный.

Мы никак не могли понять, что творится с нашим капитаном, и жарили свои запятые.

Их, оказывается, очень даже легко жарить.

Получается вкуснее, чем грибы.

Только масло нужно особое. Мы жарили на масле, которого накачали на острове масляных пчел. Тамошние пчелы откладывают в соты первоклассное подсолнечное масло. Забавно, что подсолнухи на острове не растут, и пчелы собирают масло прямо с облаков. Правда, с особых облаков, с тех, что называются — кумулюсы.

А боцман Чугайло от этих жареных запятых вообще с ума посходил.

У него как-то в голове не укладывалось, что знаки препинания можно жарить. А когда уложилось, он нанизал запятых, как шашлык, на шампур, натолок иксов и игреков.

— А это, — говорит, — у меня будет сухой соус. Развел мангал и стал прокаливать запятые. Вонь стояла ужасная, а боцман ел, обливаясь потом. Кошмарный, скажу вам, тип был наш боцман Чугайло.