Сухих соцветий горький аромат

Мы прошли внутрь. Не включая свет, Марк обнял меня за талию, прижал к себе и толкнул дверь ногой, она с шумом захлопнулась. Моё сердце стучало так громко, что казалось, его удары гулким эхом отражаются от чернично-синих стен погруженной в сумерки квартиры. Его руки бесшумно скользнули под мою всё ещё расстёгнутую блузку. Я с наслаждением отдалась его прикосновениям, и моё трепещущее тело охватило нестерпимое сладострастное желание. Меня влекло к нему так сильно, что я не могла дольше сдерживать этот порыв. Цепко ухватившись пальцами за его рубашку, я резко рванула её в стороны. По полу покатились мелкие, неразличимые в темноте пуговицы.

— Ты ещё та дикарка, — прошептал Марк.

Быстрым движением я сбросила блузку со своих тоненьких плеч. Скользнув по спине, она бесшумно упала на пол. Марк сделал то же. Мы стояли так близко друг к другу, ощущая тепло и лёгкую вибрацию обнаженной кожи. Я коснулась его бронзово-чёрной груди. Под моими пальцами вздрогнули и напряглись крепкие, словно отлитые из стали, мышцы. Лаская пальцами его плечи и жилистые, будто сплетённые из железных жгутов, руки, я подняла глаза и встретилась с его пылающим взглядом. Он подхватил меня на руки и понёс в спальню.

Безучастный длинношеий уличный фонарь выплёскивал в незашторенные окна пригоршни оранжевого света. Он разливался по полу и стенам огромными квадратными бликами, смешивался с пепельной темнотой и растворялся в безмолвии ночи. За окном в бездонной глубине неба тонкий стан молодого месяца, выгнувшись грациозной дугой, обнимал серебряными рогами смущенно поблёскивающую розовощёкую звезду.

Глава 28

Когда я проснулась, Марка уже не было. В окно лился мягкий утренний свет и нестихающий шум беспокойного города. Где-то вдалеке сигналили автомобили, весело позвякивали трамваи, завывали лихие беспечные мотоциклы. По небу скользили тучные белокипенные облака, подгоняемые неугомонным ветром. День обещал быть погожим и тёплым. На часах было без пяти минут девять.

«Неисправимая соня, — упрекнула я себя, но через секунду благодушно улыбнулась, — После такой ночи это простительно».

Я захихикала, повернулась на бок и, подтянув одеяло к носу, закрыла глаза, оно всё ещё пахло Марком. По телу пробежала приятная дрожь сладкого воспоминания. Его сильные руки будто до сих пор касались моего тела. Ещё несколько секунд я нежилась под одеялом окутанная упоительной негой, затем отбросила его, вскочила на ноги, потянулась и босиком на цыпочках скользнула на кухню. На столе лежала записка. Я быстро схватила её и с жадностью принялась читать выведенные аккуратным скорым почерком слова.

Здравствуй, родная!

Ты так сладко спала, что я не посмел тебя разбудить. Прости, что ушёл не попрощавшись. Эта ночь была волшебной, незабываемой…

Я вспыхнула, по телу вновь пробежала дрожь. Улыбнувшись своему смущению, я снова обратилась к письму.

Я опьянён любовью и сегодня, верно, буду похож на сумасшедшего, который улыбается и смеётся совершенно невпопад. Люблю тебя…

Твой М. Г.

Я сложила тонкий листок пополам и поднесла к губам, затем, словно спохватившись, весело рассмеялась и отбросила его в сторону. Я была счастлива. Мне нравилось быть предметом страсти и обожания мужчины и мне понравилось принадлежать ему. Это чувство казалось наваждением, безумством, оно полностью поглощало меня, всё сильнее затягивая в бурный водоворот запредельных ощущений. Мне хотелось снова и снова припадать к источнику неукротимой, безудержной страсти и пить до опьянения. Иногда откуда-то из глубин сознания прорывался растревоженный голос совести, мнением которой я так беспечно пренебрегла. Он отчаянно пытался пробудить во мне чувство вины, пороча и укоряя за легкомыслие, но я решительно отвергала его нападки, повторяя, словно молитву, одни и те же слова: «Я хотела этого, мы оба этого хотели, и нам было хорошо. Я не обязана жить по чужим правилам. Я свободна». И голос умолкал, обижено прячась в обветшалую, растрескавшуюся раковину запретов и норм, за ненадобностью заброшенную в дальний угол.

Вечером того дня Марк уехал к отцу. Он позвонил уже перед самым отъездом и долго извинялся за то, что оставляет меня одну. Я желала увидеть его ещё хотя бы раз, перед тем как он уедет, но понимала, это уже невозможно. Его отъезд был неизбежен и крайне необходим, а потому я лишь шутливо просила прекратить беспочвенные извинения.

— Когда ты вернёшься? — спросила я.

— Точно не знаю, на работе взял за свой счёт три дня, но, надеюсь, удастся всё уладить быстрее.

— Я буду ждать тебя.

— А я буду очень торопиться, чтобы тебе не пришлось ждать долго.